Гордость и преступление

— Ну, или почти… — добавила ее величество с некоторым испугом, как и Вика, заметив, что Фру-Фру уткнулась мордочкой в кроссовки девушки, распахнула пасть и…

И вдруг лизнула кроссовку, а потом, завиляв хвостом, упала на спину перед Викой.

— Впервые вижу, чтобы Фру-Фру так дружелюбно отнеслась к гостю! — произнесла королева, медленно приближаясь к Вике, явно пораженная случившимся. Она протянула девушке руку, на которой было одно-единственное, тускло мерцавшее тонкое золотое кольцо: обручальное.

Вика, как ее и обучала Матильда-младшая, осторожно взяла руку королевы и попыталась присесть в придворном книксене, что, однако, вышло весьма коряво из-за Фру-Фру, буквально развалившейся на ее кроссовках.

— Ах, милая моя, оставим все эти церемонии! Знаете, сколько миллионов раз передо мной приседали в книксене? Не будем мешать лапочке Фру-Фру! Вы ей понравились! Это чудо, настоящее чудо!

Королева стала восторженно рассказывать об этом небывалом инциденте появившейся в дверях Матильде, и обе пожилые дамы, подобно двум сплетницам-пенсионеркам, затарахтели на безупречном королевском английском о приятном, но столь незначительном пустяке.

Таком ли незначительном?

Вика, ощущая вес хоть и небольшой, но весьма тяжелой тушки Фру-Фру (корги явно страдала ожирением и гиподинамией), подумала, что никакое это, в сущности, не чудо.

Просто от ее кроссовок, в которых она до недавнего времени передвигалась где угодно, пахнет столь волнительной и необычной для древней Фру-Фру, всю жизнь проведшей в королевских резиденциях, улицей.

А также, не исключено, другими собаками — вернее, кобелями.

Поэтому она и ластилась к той, чьи ноги обуты в эти самые уличные кроссовки. Вика, осторожно присев, попробовала сдвинуть корги со своих ног, но собака, оскалив щербатые желтые клыки, заворчала, на этот раз явно неодобрительно.

Не зная, что и делать, Вика осталась стоять на пороге комнаты, словно придавленная к дорогому персидскому ковру тушицей Фру-Фру.

А вот что было бы, если бы она, слушаясь советов стилиста и Матильды-младшей, заявилась бы в Виндзорский замок в столь соответствующих этому поводу, но абсолютно не интересных для Фру-Фру новых «лодочках»?

Вероятно, злобная древняя собака просто искусала бы ее или, чего доброго, навалила бы перед ней кучку.

Хорошенькое было бы знакомство с королевой!

Ситуация была одновременно странная и комичная, а королева, казалось, не испытывая ни малейшего неудобства, с умилением обсуждала «душку Фру-Фру» со своей верной секретаршей и вдруг спросила:

— Ах, милая моя, какие замечательные у вас спортивные туфли! И душечка Фру-Фру от них без ума!

— Да-да, мэм, наверняка очень удобные… — поддакнула Матильда-старшая, и Вика послала ей самую очаровательную улыбку, на которую была способна: еще три минуты назад королевская секретарша была готова испепелить ее взглядом на месте за то, что невеста внука ее величества посмела заявиться к королеве в кроссовках.

Королева же продолжила:

— Знаете, милая, ведь у меня тоже имеются спортивные туфли, которые я всегда надевала под длинное, до пола, платье, на всех этих скучных государственных приемах и банкетах, которые длятся часами. Потому что сидеть во всех этих финтифлюшках — сущее наказание, а у меня уже с сорока начались проблемы с ногами.

Вика отметила, что ноги у девяностодвухлетней королевы, обтянутые чулками телесного цвета, для ее возраста в идеальной форме и обуты в добротные туфли без каблука.

— Ах, милая моя, как мило с вашей стороны, что вы не хотите тревожить душку Фру-Фру. Ведь ей, по собачьим меркам, больше, чем мне по человеческим! Бедняжке немного осталось, как, однако, и мне…

Матильда-старшая принялась что-то говорить, что принято говорить, когда пожилой человек затрагивает тему своей скорой смерти, а Вика, быстро наклонившись, высвободила сначала одну, а потом другую ногу из кроссовок, что сопровождалось утробным ворчанием Фру-Фру, впрочем, быстро успокоившейся, и, ступая по ковру босиком, приблизилась к королеве.

Та, явно с умилением переводя взор с корги, которая, завладев двумя столь милыми ее сердцу (или нюху) кроссовками, урча, распласталась на них, на стоявшую перед ней Вику, подала девушке руку во второй раз, и на этот раз Вика сделала придворный книксен, который так долго тренировала с Матильдой-младшей, и он вышел идеально.

— Ах, милая моя, вы так добры! Право же, русская душа — загадка, ведь так писал ваш поэт Пушкин? Знаете, я читала его в переводе Набокова, но должна сказать, что так и не поняла, отчего же Татьяна, уже замужем за князем, в итоге отказала Онегину…

Королева милым жестом указала на софу, и Вика, присаживаясь на нее только после того, как пожилая дама опустилась в свое кресло, ответила: