Гордость и преступление

Дворецкий посторонился, пропуская Вику через дверь, и девушка, глубоко вздохнув, переступила порог, оказавшись в небольшом, уютно обставленном салоне, больше походившем на гостиную пенсионерки, чем на апартаменты королевы Британии. Вика отчего-то ожидала, что свидание будет иметь место в огромном зале, где королева, со сверкающей драгоценными камнями короной на челе, сойдет с трона и придворные расступятся, пропуская ее величество…

Нет, конечно, она такой ерунды вовсе не ожидала, все же был век двадцать первый, а не восемнадцатый, однако она бы не удивилась, если бы Ее Величество Королева, Божией милостью Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии и иных своих царств и территорий Суверен, Глава Содружества, защитница веры, сидевшая на троне почти семь десятков лет, встретила бы ее именно так.

Королева — бабуля ее будущего мужа Пита.

Только это была не королева.

Дама, сидевшая за небольшим письменным столом с мраморном покрытием, на котором стояла допотопная пишущая машинка, была как две капли воды похожа на Матильду Росс-Джонс, учительницу и мучительницу Вики, вдалбливавшую в нее знания по истории Англии, придворные манеры, аристократическое произношение и прочие нужные сведения, столь необходимые супруге принца.

Или не очень.

Вика вспомнила, что это матушка Матильды, тоже Матильда, и тоже Росс-Джонс, подвизавшаяся с незапамятных времен в роли своего рода старшей секретарши королевы, которая выглядела так же, как и ее дочь — вся в черном, с постным лицом и забранными в тугой узел на затылке волосами, — только лет на двадцать старше.

— Мэм, рада с вами познакомиться, — произнесла она, обращаясь к Виктории, и той на мгновение стало неприятно оттого, что пожилая придворная дама приседает перед ней в книксене.

Ну конечно, она сама хоть и не жена принца, но скоро ею станет.

— И я тоже рада, — ответила Вика.

Матильда-старшая, вынув из пишущей машинки лист, покрытый витиеватыми узорчатыми буквами, положила его в папку с золотым тиснением и королевским гербом и, взглянув на часы, произнесла:

— Я доложу о вас ее величеству.

Она подошла к смежной двери, на которой Вика заметила королевский вензель, три раза постучала, а затем, не дожидаясь ответа, растворила ее и произнесла:

— Мэм, прибыла мисс Виктория. Велите просить?

А затем кивнула Вике, и та заметила, как окаменело лицо Матильды-старшей, когда ее взгляд остановился на белых поношенных кроссовках, выглядывавших из-под платья. Однако Матильда-старшая, разумеется, не позволила себе ничего сказать, впрочем, Вика поняла, что та не одобряет подобных новаторств моды.

Очень не одобряет.

Изобразив на лице мученическую улыбку, Вика двинулась к двери, шагнула в смежную комнату, которая была даже еще меньше, чем та, где располагалась секретарша Матильда, уже приготовилась произнести заученную фразу приветствия и вдруг увидела, как из-под обтянутой лазоревым шелком софы к ней бросается весьма уродливая, явно пожилая, неприятного вида собачонка.

Королева, как помнила Вика, обожала собак породы корги, которых у нее было в иные годы до двенадцати штук разом, плодились из поколения в поколение, постоянно сопровождая ее королевское величество, иногда даже и во время долгих зарубежных вояжей. Однако, видимо, понимая, что все рано или поздно заканчивается, даже самое долгое правление в истории Великобритании, королева несколько лет назад, когда очередное поколение ее любимиц ушло в мир иной, отказалась заводить новых.

И к моменту приезду Вики в Виндзор в живых осталась только одна шестнадцатилетняя полуслепая корги по кличке Фру-Фру.

Фру-Фру, как предупредил ее Пит, который также приехал на чай к бабуле, однако по ее настоятельной просьбе зашедший навестить сначала своего деда, герцога Дублинского, обитавшего в другом крыле огромного замка, чтобы присоединиться к королеве и Вике минут через двадцать после начала файф-о-клока, была самой вредной, мерзкой и брехучей собаченцией, которая когда-либо обитала во дворце.

Древняя псина, тявкнув, вразвалочку подошла к Вике, принюхалась, затем оскалила пасть, и Вика вдруг поняла, что собачонка собирается ее укусить. И как вести себя, если тебя намеревается тяпнуть любимая корги ее величества королевы, по совместительству бабули твоего жениха?

Вика замерла, заметив в глубине комнаты миниатюрную седовласую даму, сгорбленную, однако выглядевшую намного моложе своих девяноста двух, облаченную в простого покроя платье так называемого горького розового цвета, с ниткой небывало крупного — и явно настоящего — жемчуга на дряблой шее и с большой затейливой брошью, сверкавшей рубинами и бриллиантами.

Это и была ее величество королева Англии.

— Не бойтесь, она не кусается! — раздался ее негромкий, но властный голос, и Вика вдруг поняла, отчего многие называли ее крестной матерью королевской «мафии».

Потому что она таковой на самом деле и была.