Гордость Карфагена

— Софонисба! — возмутилась Имилце. — Не будь такой грубой! Ни один мужчина не говорил мне таких красивых слов. Даже мой супруг!

— Просто у тебя с моим братом нормальные отношения, — ответила девушка. — Да, я забыла рассказать тебе, что во время этой поэтической истории царевич шел рядом со мной и лапал меня руками. Масинисса просил меня смотреть на небо, на чудесную страну, как будто именно он создал их для меня! Ив то же время он прижимался ко мне, притворяясь, что касается меня случайно. А я чувствовала его поднявшийся член. Царевич словно состоял из двух частей — поэта и змеи с торчащим языком. Его слова были прекрасны, но сразу после них он принялся дышать мне в ухо, умоляя провести у башни нашу первую брачную ночь. Он говорил, что я не должна томить его отсрочкой и что ему уже трудно сдерживать себя. А я сказала, что если он возьмет меня силой, его четвертуют на главной площади города.

— Софонисба!

Девушка засмеялась.

— Он тоже воскликнул: «Софонисба!», а затем едва не зарыдал. Возможно, он и заплакал бы, если бы я не сделала ему небольшое одолжение.

Она сделала паузу, ожидая, когда Имилце задаст ей вполне предсказуемый вопрос.

— Какое одолжение?

— Я коснулась его, — сказала Софонисба, в невинном жесте показав ей вытянутый палец. — Я попросила царевича показать мне длину его любви, и когда он вытащил пенис, мои пальцы обхватили его. Одно небольшое движение, и он стал выкрикивать хвалу богам.

Имилце не знала, что делать с лицом. Ее изумление и недоверие перешли в открытое негодование. Наконец она усмирила свои чувства и сказала:

— Софонисба, послушай меня и отнесись серьезно к моим словам. Девушка не должна играть с чувствами мужчин подобным образом.

— Не бойся, Имилце. Он еще мальчик, а не мужчина. Его распирает энтузиазм. Он симпатичный и одаренный юноша. Но ты должна понять, о чем я говорю... Сама подумай! Храбрый Масинисса, который обещал присоединиться этой весной к иберийской армии Гасдрубала! Будущий царь Нумидии! Ион был покорен одним прикосновением моих пальцев! Нет, мальчишки — это странные существа.

— Мальчишки быстро становятся мужчинами, — напомнила Имилце. — А девочки в одно мгновение превращаются в женщин.

— Да-да.

Софонисба налила в чашу воду, разбавленную лимонным соком. Она сделала несколько быстрых глотков, как будто испытывала жажду после интенсивной работы. Но когда она снова подняла голову, на ее лице появилось новое выражение. Имилце вдруг поняла, что ее красота заключалась в этих постоянных переменах. Ее лицо всегда удивляло. Оно каждый раз казалось заново созданным, словно его черты все еще хранили прикосновения пальцев небесного скульптора. Имил це почувствовала, как ее сердце наполнилось теплотой из-за одной только близости к этому чуду природы. Похоже, у Масиниссы не было выбора.

* * *

Однажды утром ранней весной Ганнибал нашел среди почты простенькое письмо. Оно лежало на столе среди других свитков: посланий от царя Македонии, депеш из Карфагена, инвентарных списков и смет, составленных Бостаром. Здесь же были уклончивые ответы от некоторых римских союзников, чьи вожди желали провести с ним тайные переговоры, но пока не давали никаких обещаний. По своему оформлению письмо ничем не выделялось на столе командира, но взгляд Ганнибала тут же отделил его от остальной корреспонденции. Он узнал размер папируса и рисунок на печати — его семейную эмблему.

Ганнибал отпустил секретаря с указанием, чтобы ему не мешали. Оставшись один в небольшом доме, он сел, взял свиток в руки и сдвинул остальные документы в сторону. Командир сковырнул ногтем печать и раскатал хрупкий папирус. Лист потрескивал под его пальцами, весь в горбинках и неровностях — старый добрый материал из самых древних краев мира.

Строчки были написаны бесстрастной рукой и оформлены в точные фразы — такие же официальные, как корреспонденция из совета старейшин. Но сами слова исходили от Имилце. Они тянулись к нему с силой колдовского заклинания. Он услышал ее приветствие, как будто она прошептала его ему на ухо. В ответ на вопрос жены о здоровье он заверил ее вслух, что с ним все в порядке. Названия мест его родной страны принесли с собой рой воспоминаний и образов, незамутненных временем. Упоминание об измене в совете наполнило его гневом. Он вдруг вспомнил, что никогда не скрывал от жены своих эмоций. Если бы она находилась сейчас рядом с ним, он яростно ругал бы старых интриганов и неудачников, из зависти мешавших успехам своей же страны. Как он хотел бы объяснить ей это, глядя на ее обнаженное тело, лежащее в кровати, пресыщенное страстью и влажное после долгого секса.