Гордость Карфагена

Для карфагенской армии весна и раннее лето третьего года кампании прошли в ленивой дымке почти идиллического спокойствия. Вместо осад и маршей, обычно начинавшихся с первым теплом, они с помощью местных жителей посадили зерновые на полях, занялись разведением животных, выращиванием бычков и торговлей железными и кожаными изделиями. Иногда им приходилось отправлять фуражные команды в другие города, но, в основном, для обмена товарами, так как они могли бы обойтись и собственной провизией. Их тела налились здоровьем, которого они не знали со времен Иберии. Поздней весной после уборки первого урожая фруктов бывалые солдаты шутили, что командиру понравилось жить в деревне и что он, похоже, решил вволю насладиться цветением деревьев, погодой и соленым бризом с моря. Некоторые даже утверждали, что Ганнибал потерял интерес к войне. Однако каждый их шаг был просчитан заранее — в том числе и продолжительность отдыха. Никто не сомневался, что великий гений готовил еще одну победу.

Впрочем, это мало касалось Имко Ваки. Если подобный отдых мог помочь им выиграть войну, то он не имел ничего против. Конечно, ему приходилось выполнять приказы и отдавать поручения другим солдатам, но большую часть времени он заботился лишь о своих делах и собственном здоровье. Он никак не мог забыть ту обнаженную красавицу у реки и их встречу, которая произошла минувшим летом. Да и девочка из Сагунтума продолжала преследовать его. Она всегда сидела неподалеку и неодобрительно наблюдала за его действиями или кричала ему так громко, что другие тоже должны были слышать ее. Но она казалась лишь жужжащей мухой в сравнении с томлением, на которое обрекла его женщина с ослом.

Прошли месяцы, а он так и не смог отыскать ее. Казалось, что она исчезла с поверхности земли. Не веря в подобное, Имко тревожился, что с ней могла приключиться какая-то беда. Он обошел все деревни вблизи от лагеря. Вака часто бродил по галльским поселениям и пытался завоевать доверие у мародеров и обозного люда. Но он видел девушку всего несколько мгновений и ничего не знал о ней. Он не мог описать ее внешность и не расспрашивал о ней, потому что не хотел, чтобы кто-то узнал о существовании такой красавицы. Наверное, многие назвали бы его поиски неподобающей для ветерана глупостью, но Имко давно уже перестал отделять нормальное поведение от одержимого. Вероятно, безумие войны повредило его мозг. Он честно соглашался с такой возможностью, однако продолжал искать ту сказочную женщину.

И вдруг, так же неожиданно, как в первый раз, она снова появилась перед ним. Имко даже не искал ее в тот день. Ему пришлось отправиться в разведку вместе с отрядом нумидийских конников, и поскольку он был неопытным наездником, то всю дорогу провел за спиной одного из всадников. Его раскачивало из стороны в сторону и трясло до мозга костей. Он никогда не думал, что спины коней такие твердые и обладают столь большим количеством мослов, которые впиваются в ноги и ягодицы несчастных ездоков. На обратном пути он слез с лошади и сказал, что дойдет до лагеря пешком.

Ему просто повезло, что он наткнулся на кучку обозников, которую вряд ли заметил бы со спины мчавшегося во весь опор скакуна. Не зная, что здесь живут мародеры, он подумал, что встретил местных жителей, изгнанных солдатами из своих домов. Однако его наметанный глаз вскоре заметил слишком большое национальное разнообразие группы. Они явно были чужими в этой стране. И еще они вели довольно бедное существование. Их лагерь располагался в седловине между двух холмов — на пологом склоне с редкими деревьями. Место стоянки пятнало несколько палаток и навесов из шкур. Неподалеку на холме паслось стадо тощих коз. В центре лагеря горел большой костер, на котором готовилась вечерняя пища. Старая женщина сидела у котла и помешивала варево. Двое мужчин обсуждали, как лучше построить навес от солнца. Маленький ребенок кричал в палатке, умолкал и снова переходил на недовольный плач. Молодая женщина, склонившись надубитой козой, привязывала веревку к задним ногам животного...

Имко повернул голову, собираясь возвращаться, но его взгляд задержался на женщине. На какое-то мгновение его зрачки вытянулись и сжались, подстраивая фокус. Казалось, с его глазами происходило что-то странное. Он почувствовал, как часть его души излилась из глазниц, пролетела в воздухе и коснулась зада молодой женщины. Он даже спрятался за дерево, испугавшись, что женщина почувствует это прикосновение. Но она продолжала свою работу.

Забросив на крючковатую ветвь веревку, тянувшуюся от ног козы, девушка снова пригнулась к земле и, используя вес своего тела, подняла тушку животного вверх. Коза закачалась в воздухе, капая кровью. Молодая женщина проворно сделала ножом несколько надрезов, поворачивая труп то так то эдак. Каждый ее жест выдавал уверенность и опыт в подобных делах. Просунув пальцы под кожу козы, она потянула ее вниз. От силы натяжения серая тушка выгнулась под углом. Затем шкура начала сползать, обнажая ничем не защищенную плоть.