— Поверь, среди тех, кто соберётся здесь к началу занятий окажется немало куда больших невежд, а тебе, если потребуется, я всегда помогу.
Знаменательный день приближался и вот он уже на пороге. Белика и Тайталя послали прибрать комнаты к приезду будущих студентов. Выглядели спальни заметно богаче чуланчика над каморами: лавки шире, тюфяки пышнее, сами комнаты больше и с настоящими окнами прямо против дверей, а не дырой под потолком как у них, но Белик не завидовал. Место в такой спальне обошлось бы дорого, а уж отдельная комнатка на одного (а таких была примерно половина) и совсем неподъёмно.
Ну и пусть они с Тайталем живут пока не роскошно, зато денег скопили и на письменные принадлежности, и на хорошую одежду, в которой не стыдно сидеть рядом с другими учениками. Помимо этих необходимых вещей, Белик надеялся порадовать себя и маленьким развлечением.
Когда заканчивали с уборкой, он сказал Тайталю:
— Давай сходим в театр. Сегодня вечером они как раз представляют, я узнавал.
Товарищ перестал возить тряпкой по полу и поднял голову.
— Мы вполне заслужили маленький отдых, тем более, ты никогда не видел настоящего театра. Я согласен, пойдём.
Белик, опасавшийся, что Тайталь из экономии идти не захочет, мысленно возликовал. С тех пор, как увидел девушку на помосте, она постоянно возникала во снах, а наяву он думал о ней всякий раз, как выпадало свободное время. Словно сказочная фея она привязала его сердце тысячей волшебных нитей, и они звенели, как струны музыкального инструмента.
Увидеть бы её хоть разок. Белик чувствовал, что это необходимо. Он либо влюбится в неё окончательно, либо придёт в себя от этого наваждения.
Что толку мечтать о недостижимой девице, вознесённой так высоко? Подмостки казались ему троном, а актриса — принцессой, рождённой повелевать.
Так случилось, что домыв спальни и приведя себя в порядок, друзья отправились на другой конец города, где на пустыре бродячие артисты возвели шатёр.
Белик чувствовал себя странно. Новая непривычная одежда стесняла движения и кусала кожу. Бельё он тоже приобрёл, но и оно, ещё не разношенное, топорщилось, не прилегало к телу. Башмаки немного жали, а чулки норовили сползти. Белик измучился идти во всём этом по улице, и только сознание собственной значимости, которое появилось вместе с приличным платьем, утешало и подбадривало.
В специальной будке у шатра, они купили дешёвые билеты и вскарабкались на верхний ярус скамей. Дух захватывало от высоты. Ограждения сзади не было, и Белик боялся оглянуться, чтобы не закружилась голова.
Он смотрел во все глаза, как внизу рассаживается богатая публика. Ткани переливались в свете ламп. В специальных закутках, отгороженных от общих мест занавесками, располагались дамы, а служители стояли рядом и следили, чтобы никто их не толкал.
А потом разъехались в стороны дешёвые латаные занавески, и Белик напрочь забыл о том, где он и кто такой есть. В мечтах он не шёл дальше увиденного раньше и представлял театр как место, где лицедеи пляшут и отпускают шутки, а взору его открылся сад, нарисованный так искусно, что казался настоящим.
На скамеечке под деревом сидел красивый юноша и перебирал струны лютни. Он заговорил так громко, что даже Белик со своего места разбирал почти все слова. Юноша объяснял публике, что влюблён без памяти в прекрасную пастушку, но её отец не даёт согласия на брак. Сам он тоже якобы присматривал за стадом, хотя выросший в деревне Белик никогда не видел пастушков разодетых в бархат, с лютней и тщательно завитыми локонами.
Правда, всякая придирчивость мигом исчезла, когда появилась возлюбленная юноши. Белик тотчас узнал незнакомку с передвижного помоста и с этой минуты следил неотрывно только за ней и суть пьесы понимал плохо. Влюблённые ворковали, и Белик тихо ревновал прекрасную лицедейку к юноше. Ему казалось, что тот и, правда, к ней неравнодушен.
Потом появился толстый пожилой господин и начал воздевать руки и ругаться, а парочка разбежалась в разные стороны. Сердитый отец ушёл, а девушка появилась вновь. Она собирала натыканные между досок помоста цветочки и пела что-то очень печальное. Тут выступил важный дворянин с огромным мечом и начал делать пастушке явные знаки внимания. Она загораживалась от него ладонями и убегала, однако, не покидая сцены.
У Белика кулаки чесались слезть вниз и вмешаться. Даже он, ошеломлённый и поглощённый зрелищем, понимал, что дворянин не настоящий и дать ему в рыло можно безвозмездно.
Пока он переживал, разрываясь между стеснительностью и азартом, на сцене появился другой дворянин, ростом ещё выше первого. Он заступился за девушку, мужчины обнажили мечи и сразились под лязг жести и восторженные вопли зрителей. Потом, когда плохой дворянин пал от рук хорошего, девушка кинулась к своему спасителю и начала жаловаться на судьбу, а он подвёл её к отцу и велел не мешать влюбленным соединиться и, кажется, даже подбросил деньжат в приданое.