Гордый наш язык…

Вошли в быт влиятельные и престижные, а также прочие нужные люди. Язык выдает тайные помыслы, язык регистрирует быт. Обратите внимание, как менялись индивидуальные оценочные определения женщины в языке писателей; эти примеры выразительны, потому что принадлежат известным писателям, и герои каждого из них отражают представления той среды, о которой он пишет: прелестная женщина у Булгарина, грациозная женщина у Гончарова, романтическая у Достоевского, пикантная женщина у Чернышевского и Писарева и шикарная женщина у Чехова. «Вот до каких извращений может довести желание сказать что-нибудь шикарное и пикантное!» — точно заметил М. Е. Салтыков-Щедрин, имея в виду подобные эпитеты. И эти изменения в эмоциональном накале определений идут тем же путем, слова эти — порождение расхожей речи.

Однако не все же нам порицать! Отметим и хорошее в этом хороводе определений. Какие из них остались в литературной речи? Как ни странно, не грубо разговорные, но и не откровенно иностранные, — остались высокие книжные слова. По чувству и образ, и честь!

Обаятельный — слово старинное, восходит к глаголу обавати, то есть колдовать, и, устарев, стало оно книжным. В слове обворожительный русский корень (с полногласием: ворожить) в том же значении, но с книжным суффиксом -тельн, это новое слово появилось на исходе XVIII века. Ну, а очаровательный ясно и само по себе: чарует, то есть опять-таки и ворожит, и колдует. Внутренний образ всех трех слов один и тот же, именно он и соединяет их в исторической перспективе, последовательно усиливая и сгущая краски в выражении «колдовства». Переносные же значения слов появляются у этих слов как раз в обратном порядке. С XVIII века известен очаровательный, в начале XIX века появился обворожительный, и вот уже в пушкинские времена и обаятельный. Чем архаичнее слово, тем ярче образ, который высвечивается в нем в столкновении с другими словами данного ряда.

Порядочный, приличный, пристойный

Порядочно одетые люди из 30-х годов XIX века сменились прилично одетыми людьми в 50-е годы; порядочное платье 40-х годов в 60-е годы стало платьем, приличным для выезда; порядочные квартиры начала XIX века в 70-е годы обернулись приличными квартирами и приличными гостиницами. Определение порядочный преобладало в первой половике века: говорили о порядочных людях, школах, библиотеках и многом другом, и при этом только в разговорных текстах, в фельетонах, в комедиях, в письмах и публицистике.

Особенно выразительны сочетания порядочный человек и приличный человек, оба сохранились до сих пор. Но в чем их различие? В XIX веке они несомненно различались. Порядочен тот, кто «в порядке», не выделяется в худшую сторону умственно; приличен же тот, кто сохраняет нравственное достоинство. У демократических публицистов того периода именно так.

Отчетливо такое разграничение и в быту. Известный московский меценат Д. Свербеев, вспоминая о первой половине XIX века, описывал своих современников так: «люди безукоризненно приличные, из высшего круга», «наружность его была самая порядочная и приличная», и сам он — «молодой порядочный человек, человек очень образованный и приличный». Приличный в своем кругу, умеет себя вести, благородный; порядочный — умный и образованный, потому что «порядочный и приличный» оказывается тем же, чем был «образованный и приличный».

Уже в начале XIX века появляется и третье слово — пристойный. Один из членов московского «Общества любителей российской словесности», наблюдая за смыслом расхожих слов, в 1824 году специально пытался уяснить себе разницу: «Приличный — что идет к лицу, пристойный — что пристало к лицу». Значит, что-то иное: приличный выражает реальную связь вещей, тогда как пристойный обозначает случайные между вещами отношения. И как пример, характерный для дворянского века: «Дворянину, например, прилично быть бескорыстным; каждому это пристойно», но также «прилично заниматься науками — пристойно веселиться». Любопытна эта подробность: постоянный признак приличен — ибо это и есть «лицо»; временное и случайное «представлено» и в каждый момент может исчезнуть. Поэтому долго пристойными оставались: слова, поведение, действия, — все, что и связано с достоинством. В самом конце века тот же образ всплывает у публициста Н. В. Шелгунова: «Держали бы себя пристойно, умно и с общественным достоинством».