Гордый наш язык…

К концу XIX века важнее становится передать словом громадный значение высокого качества. У Римского-Корсакова, Репина или Короленко это — любимое слово: «громадный талант», «громадное впечатление». Переносное значение слова утверждает и само слово как литературное. Громадный и огромный: который из них больше — показывается на практике. Громадный почти совсем уже поглотил огромного, еще немного — и поминайте как звали! Но не совсем так, ведь оба слова остались, а после того как академик Я. К. Грот решился вставить слово громадный в «Словарь русского языка» (1895), все они стали синонимами, каждое слово со своим оттенком, и каждое новое как более сильное выражение. Громадный, как самое последнее приобретение литературного языка, означает необычайно большой, непомерный.

И что еще важно.

В «Толковом словаре русского языка» под редакцией Д. Н. Ушакова огромный — основное слово этого ряда, именно оно определяется как очень большой по размерам, тогда как громадный — это очень большой, огромный. Больше, чем огромный, — и только, но точкой отсчета является старое слово огромный. В «Словаре русского языка» С. И. Ожегова в последних изданиях, полвека спустя, все как раз наоборот: тут огромный — то же, что громадный, а значит, точкой отсчета стало громадный, а огромный к нему примеряется; громадный — очень большой, и без всяких помет. Во времена Ушакова мы только подходили к новому слову, соотнося его с известным; сегодня счисление идет от наивысшей степени, от громадного. Значит, и слово это стало вполне литературным. Но еще в середине XX века учителя делали замечание при употреблении слова громадный. Им это слово казалось грубым.

И в этом случае закономерен вопрос: А что правильнее? Что лучше? Что предпочесть? Никто не знает.

Однако, прежде чем осудить такую позицию, вглядитесь в цепочку признаков, которые управляют движением определений на протяжении сотни лет: большой — очень большой — невероятно большой. Несмотря на усиление эмоции, налицо и движение мысли в слове, сцепление фактов и признаков, которые помогают разуму схватить существенное, наиболее важное в этот момент, сегодня, сейчас. Следует ли отказываться от помощи языка в этом важном, а главное — неизбежном процессе? Зачем?

Шикарное и пикантное

Начнем с забавного примера. Известен целый набор прилагательных, которыми женщины XIX века, по свидетельству писателей, в непринужденном разговоре оценивали мужчин.

В пушкинские времена нет еще особых ухищрений, во всяком случае — на русском языке. Были слова блистательный и великолепный — слишком высокие для простого разговора, пришедшие из церковно-книжного языка. По этой причине взамен их обоих постепенно впорхнул в салоны блестящий — слово, которым злоупотребляют и сегодня. Еще в 1839 году А. Н. Греч предлагал вдуматься в разницу между блистательным и блестящим. Но в том-то и дело, что поверхностный ум обращает внимание не на источник или причину блистательности, а лишь на то, что наружно блестит. Можно понять выражение блестящий гусар — гусар в ментике и при шпорах, переливается как индийский петух; но блестящий человек, или блестящий ученый, или, тем более, блестящий мужчина, совсем не гусар, — это, согласитесь, не очень понятно. «Это извращение понятий идет вполне сознательно, — писал в конце XIX века литературный критик, — так как не найдется человека, который не усматривал бы разницы между яркостию какого-нибудь качества или высокого поступка и блеском вычищенного самовара. И что странно: глаголы блистать и блестеть всегда различаются, а блистающий неожиданно становится блестящим. Что за оказия!»

Оказия в том и заключается, что французское brillant по смыслу одновременно и блестящий и блистающий, но первое слово — короче, а значит, по мнению дам, и лучше. Но этого мало, и XX век в свою очередь породил еще одно слово (по новой моде — иностранное) — элегантный. Не изящный и даже не блестящий, а элегантный мужчина глядит с глянцевых картинок в модных журналах начала века. Элегантный — вот слово, на которое негодовали и наши предки в 30-е годы. Радий Погодин точно выразил брезгливость к элегантному в те времена: «Его внешний вид — э-ле-гантен!» Вид — элегантен, а сам человек?