Читаем Гордый наш язык… полностью

В этой книге я хотел бы поделиться своими размышлениями о поучительной истории русского слова за последние три века. Материал и источники — словари и книги, мнение писателей и ученых, которые изучали и создавали наш язык. Чтобы подобрать примеры повыразительнее, пришлось окунуться в академические картотеки, просмотреть множество мемуаров и дневниковых записей, выцветшие от времени листы газет и журналов. Всюду можно найти следы горячей, безоглядной, немилосердно суровой борьбы за точность русского слова, за красоту русской речи. Как и сегодня, борьба за культуру речи всегда была свойственна русскому обществу. Здесь предоставлено право высказаться многим; мы сравним их прогнозы с тем, что на самом деле случилось, и яснее увидим, кто из них больше прав. Отношение к языку, к разным его явлениям, к изменениям его — всегда общественная позиция.

Конечно, эта книга — не пособие по культуре речи, не конкретные советы по частным случаям. Это только иллюстрации общих закономерностей, примеров могло быть и больше. Нельзя освоить культуру речи посредством пособия или совета, и в этой книге я хотел показать сам принцип культуры речи как культуры общественного поведения человека.

Быть может, читая эту книгу, читатель задумается, какая ответственность лежит на нем, как носителе языка: он — нить, связывающая прошлые поколения с будущими. Если книга поможет ему понять, что бережное отношение к языку — это уважение к культуре вообще, я буду считать, что выполнил свою задачу.

В. Колесов<p>ГЛАВА ПЕРВАЯ</p><p>Эмоция в слове</p><p>Вопить и кушать</p>

Хочется начать эту главу с примеров повыразительнее — чтобы заметнее было и сразу запомнилось. Ибо речь здесь пойдет о том, как скрытый в слове словесный образ — отталкивающий или приятный — руководит (вот точное слово: руководит!) и нашим выбором в речи, и историей слова тоже.

Часто спорят: кушать или есть — какое слово «культурнее»? Спросим: а в сравнении с чем? Оба они — слова литературные рядом с другими, вроде жрать или вовсе грубыми, из жаргона: шамать, трескать.

Неприемлемость слова возникает в отношениях между словами, вот, например:

кушать — есть — жрать…

вопить — кричать — орать…

Те, что слева, открывают ряды: высокие, торжественные, словно даже чуть-чуть нерусские. Кушать как будто вкушать, вопить роднится с возопить… Те же, что справа, — разговорные и даже грубые их варианты. Таких вариантов всегда много, многоточия и прерывают их поток, но каждый может продолжить ряд.

Средние — всегда норма. Они не столь величественны, как соседи слева, понемногу уходящие в прошлое, особенно в высоких своих формах; но они и не так вульгарны, как соседи справа, которые только еще добиваются места под солнцем. И добьются ли?

Супруга — жена — баба — такое соотношение слов известно почти два века, а изменений пока не заметно. Эмоциональность слова определяется местом его в стилевом ряду; само по себе никакое слово красок-оттенков не имеет.

Вот разговор москвича с заблудившимися провинциалами, которые в трамвае потеряли своих жен:

— Баб мы потеряли, жен то есть…

— Как же это можно в вагоне потерять супругу?

Этот разговор в повести Мясницкого «Приключения черноболотинцев в Москве» происходит в начале XX века, но и сегодня все три слова могут стать в общий ряд: супруга — жена — баба. Для собеседников только среднее слово является общим. Жена понятней, чем баба — для одного, чем супруга — для другого. В этом значении слово жена — общее для всех слово.

Но было время, когда и слово жена в смысле супруга воспринималось столь же грубым, как теперь баба.

Обычное, стилистически «среднее» слово и образует литературную норму. Слово жена — «нормальное» слово. Что архаично — то высоко, что пришло из народной речи — то пока что вульгарно; латинское слово вульгарис и значит — общенародный, обыкновенный, всем известный, из толпы или черни пришедший. Порочит ли это слово? Нет, но по месту и честь. Выкинуть слово вон? Пожалуй, если русская речь не дорога тебе. Но, уважая норму, сумей и понять, что держат ее какие-то силы. Лишиться их — значит нарушить норму. Осушишь болота на водоразделе, и пересохнут все речки, что берут в мшистых болотах невидное глазу свое начало и питают великие русские реки.

Перейти на страницу:

Все книги серии Русская словесность

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки