Гордый наш язык…

Что же касается степеней выразительности, то она представлена в перечне примеров: от низшей, самой первой (положительно), которая утратила свои краски под напором всех прочих сочетаний, до самого нового слова — абсолютно. Хотя еще в словаре Ушакова оно признавалось разговорным, абсолютно вошло в нашу речь стремительно и бесповоротно с языком революции, в непримиримости классовых оценок, и стало важным словом современного человека, которого как раз и влечет к себе конечная определенность и завершенность мысли. Сегодня это слово в словарях дается без всяких стилистических помет. А между, тем оно не русское. Это интернациональное слово, происходящее от латинского корня, и этот интернационализм отмечает сегодня предел эмоции, которого достигает в своих наблюдениях современная мысль: абсолютно!

Еще пример, не из последних по важности. То, что совершалось особо, с целью, намеренно, было — особенно. В авантюрном романе Вельтмана, который написан в 1846 году, один из героев говорит: «Вот видите, кроме свечей: свечи особенно куплены». Наряду с этим словом примерно в том же смысле употреблялось и другое: нарочно. Делать нарочно — наперекор. Только-только входило слово в литературный язык, еще и значение не определило в тонкостях. Как нарочно, — говорим мы и сегодня: как назло. С известным намерением — специально. Но ведь только в словаре Ушакова слово специально впервые дается в значении нарочито и притом всего лишь как разговорное. Припомним: как часто мы употребляем это чужое слово в том самом смысле, в каком наши предки, да и люди, жившие в XIX веке, предпочитали слова русские — особенно, нарочно, нарочито. Особенно — нарочно — специально, и вот еще одно иностранное слово пополнило давно известный ряд русских слов, не нарушив логики мысли. Отчасти объясняется это и тем, что русские слова под давлением пришельцев понемногу смещали свои значения, их употребление «специализировалось».

Четкость и категоричность современного выражения мысли были бы невозможны без включения в наш словарь интернациональных слов, и не только слов, но даже отдельных их частиц. Мало сказать — сверхмощный, так говорят — ультрамощный…

Конечно, далеко не все заимствованные слова ушли не оставив следа. Нет теперь журфиксов — это день приема гостей; исчезли дефилеи комнатных переходов, никто не имеет аттенции к старшим и не соблюдает оффиции в обращении к начальству, девушки проверяют силу… инфлуэнции на молодых людях, используя совершенно другие слова, и т. п. Язык счищает с себя все лишнее, как только исчезает из жизни и быта соответствующее явление. Заимствованное слово выступает в роли временного указателя — появились новые вещи, явления, и вот оно — слово. Ни образа, ни эмоции, а как надобность пропала, тут же его списали. «Б/у» — бывшее в употреблении. Иногда возникает желание приписать иностранному слову и русский образ, извлечь из него хоть какой-то смысл. Появилось слово кроссовки от английского кросс, а многие связали его со старинным русским красивый. Не «удобная» обувь, как полагалось бы думать, а обувь «красивая». Так иногда орфография приоткрывает завесу над тем, что именно человек представляет себе, употребляя иностранное слово. Называем слово все как будто одно, а понимаем его по-разному. И вот в этом-то «зазоре» и может возникнуть образ; ведь образ и есть в языке — несовпадение реальности с тем, что мы себе представляем!

Чтобы «поднять» иностранное слово до высокого стиля, тем самым сделать его своим, прибегают обычно к испытанному способу — подбирают к нему высокое слово родного языка. Уже при Петре I через польский язык заимствовали латинское слово публика (простой народ). В этом иноземном значении слово не привилось. Для нас публика — временное собрание лиц, совершающих что-то совместно: смотрят спектакль или едут в электричке; в некоторых случаях слово вообще имеет не такие уж и одобрительные значения. Отчего так случилось? Было другое, высокое книжное слово общество; оно и вытеснило иностранца из многих сфер. Еще и в XIX веке осознавалась связь двух этих слов. «Мы не общество. Простой народ общество, а мы публика», — сказал Ф. М. Достоевский.

Если иностранное слово исчезает…

Язык весьма осмотрителен в выборе иностранных слов, тщательно перебирает их в тысячах, чтобы предпочесть десятки, да и те в конце концов превращает в обычное русское слово, к которому все привыкают. Уже и речи нет, что слово — иностранное. Заимствование исчезает. Но как?