Читаем Гордый наш язык… полностью

«Журналист» в 1928 году перечислял множество форм, которые, по счастью, также у нас не утвердились: засъемки, зачитки. Тогда же появилось и зачитать, о котором с особым волнением писал К. Чуковский: «И новое значение словечка зачитал. Прежде зачитал значило: замошенничал книжку, взял почитать да не отдал. И еще: ужасно надоел своим чтением: „он зачитал меня до смерти“. А теперь: „прочитал вслух на официальном собрании какой-нибудь официальный документ“… Я пробую спорить с собою, пробую подавить в себе свои привычные субъективные вкусы и, сделав над собою усилие, пытаюсь хоть отчасти примириться даже с коробящим меня словечком зачитать».

В первой четверти XX века, в нэповские годы, ходило выражение «заслушание зачитки протокола», затем этот монстр разложился на отточенные формулы: зачитать и заслушать.

Как относиться к ним? Запретить? Увы, они уже есть, такие слова, кто-то их даже любит, видит в них некий смысл, «обогащающий» речь. Именно в таких вот случаях и можно спорить о вкусах. Некрасивые и нелитературные, эти слова — паразиты на той животворной силе разговорной русской речи, которая и впредь создавать будет все новые слова с выражением энергично законченного действия.

<p>Протестовать против</p>

Часто возникает вопрос: правильно ли сочетание протестовать против? В классической литературе его не найдешь, а современные политические обозреватели употребляют его часто. Кое-кто избегает этого сочетания: ведь протестовать уже и есть — против… А теперь обсудим проблему, но по возможности всесторонне, потому что истинные проблемы неоднозначны.

Слово протестовать заимствовано из польского языка в начале XVIII века, но сам глагол — французский, он восходит к латинскому protestari (возражать), и pro здесь действительно значит против, а test — доказательство, подтверждение (ср. современное заимствование тест). Первоначально это был юридический термин, связанный с коммерческим правом: торжественно, публично заявлять, удостоверять. В течение XVIII века русскую публику приучили к этому слову, и с 1782 года оно известно уже в словарях: тем временем из немецкого языка заимствовали и слово протест (публичное и резкое заявление) с тем же латинским корнем. Некоторое время это слово было термином, за которым революционные демократы скрывали весьма сложные понятия. Отчасти это видно и на шутках добролюбовского «Свистка»: «Написал я к одному приятелю в Петербург, прося объяснить, что такое протест, почему — протест, зачем — протест». Вся публицистика «Современника» объясняла значение слова в его политическом смысле.

Так начались изменения в значении наших слов уже в соответствии с нуждами русского общества и языка. На протяжении XIX века протест получил широкое значение решительного возражения против какой-то несправедливости, возражение, которое носит коллективный, массовый характер и обычно выражается хотя и в легальных, но в очень активных действиях. В 1867 году академик Я. Грот признал это значение слова русским. Появились и сочетания с русскими глаголами: заявлять протест, выражать протест и др., всегда с предлогом против. Новое сочетание с иностранным словом накладывалось на старинные русские сочетания с тем же значением. Возражать — против, значит, и протестовать — против (чего-то). Сочетаний таких множество, в том числе и древних: против рожна прати (действовать против). Из таких сочетаний предлог перенесен и в сочетание с новым глаголом: протестовать против. В столичных газетах новое выражение известно с 1838 года, и в «Современнике» М. Е. Салтыков-Щедрин писал иронично: «Какой-нибудь мудрец московского Зарядья засел в свою мурью и протестует оттуда против непреодолимого хода человеческой мысли». Как и во многих других случаях, поначалу выражение носило неодобрительный характер, вот и сатирик не очень одобряет «протестанта». Это оттого, что немецкое слово протест не носило никаких добавочных смыслов — просто возражение. В смысле возражение в середине XIX века это слово и употреблялось только в отношении к петербургским немцам.

Иное дело — протестовать против. Новый смысл выражения сформировался в демократической среде. Уже в «Свистке» 1858 года встречаем только — «протестовать против злоупотреблений». Тот же журнал (1853) впервые осмелился высказаться так: «оппозиция против всего» — что немедленно было поправлено критиком «Москвитянина»: не «оппозиция против всего», а «оппозиция всему»!

Перейти на страницу:

Все книги серии Русская словесность

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки