Один из всадников расстегивает мундир и запускает под него руку. Они ожидают увидеть ружье, но он достает нечто другое: полуметровую дубину с закрепленными на конце когтями. Иван, содрогнувшись, понимает: никакого медведя нет, но они погибнут от медвежьих когтей. По крайней мере, так подумают, когда найдут их истерзанные трупы. В этой извращенности — весь Герольф. Иван так и видит его, так и слышит, как тот, прикрыв глаза рукой, чтобы скрыть отсутствие слез, восклицает: «Как, моего кузена задрал медведь? Какой ужас! Какая утрата!» Вот второй всадник достает из-под мундира такую же дубину. Третий. Четвертый… У остальных ружья, которыми они не воспользуются — разве что в самом крайнем случае: трудненько заставить людей поверить, что медведи располагают огнестрельным оружием. Во всяком случае, лук и стрелы тут не защита.
— Йа! Йа! — выкрикивает Иван. Он поворачивает коня и гонит его вниз по склону, на север.
Арпиус следует за ним метрах в десяти.
— Йа! Йа! Давай, девочка!
Погоня не затягивается. Еще пятеро всадников появляются, откуда ни возьмись, и преграждают им путь. Ловушка захлопнулась.
— В сторону, хозяин! — кричит Арпиус и сворачивает влево, понукая свою кобылку.
Иван следует за ним. Не одолев и двадцати метров, лошади проваливаются в глубокий снег. Увязшая кобылка испуганно ржет. Высокий вороной Ивана яростно вскидывается, делает три отчаянных прыжка, вздымая тучи снега, и, не находя больше твердой опоры, останавливается.
Пять человек на снегоступах, вооруженные когтистыми дубинами, подходят все ближе. Остальные остались в седлах с ружьями наизготовку. Ивану вспоминается охота, в которой он однажды участвовал на Большой Земле. Затравленный олень, изнемогающий, загнанный в глубокий овраг, стоял один против охотников и собак. Иван на всю жизнь запомнил потерянный, непонимающий взгляд зверя. «Вот теперь мой черед, — думает он, — олень теперь я».
Арпиус, не слезая с седла, хватается за лук.
— Надо заставить их стрелять, хозяин! Лучше пуля, чем когти! Слышите?
Он прав, как всегда. Но не успевает он наложить стрелу, как они уже тут. Первый удар обрушивается на круп кобылы. Она вскидывается и сбрасывает седока.
— Звери! — кричит он, утопая в снегу, и выхватывает из-за пояса нож. Они бьют, рвут его. Кровь стекает у него по виску.
— Нанна… — плачет он, закрывая лицо. — На помощь!
Иван не может этого вынести. Он соскакивает с коня и кидается на них с ножом.
— Арпиус, — кричит он, — держись!
Это его последние слова.