Горе побежденным

– Стрелять по «Фудзи» смогут все наши четыре броненосца, и, возможно «Сисой» – он сейчас продемонстрировал наводку башен. У нас могут вести огонь шесть орудий в двенадцать, одиннадцать в десять и два в девять дюймов – почти два десятка. И это не считая шестидюймовых и 120-миллиметровых пушек, а их четырнадцать стволов. И есть надежда, что попадания будут с первого отряда, не могут же они все промахнуться в достаточно большой по размерам корабль. А «Фудзи» слабее всех броненосцев Того, его нужно вышибить как можно быстрее, чтобы самураи не опомнились!

– Похоже, что так и будет, ваше превосходительство. Лишь бы только завтра японцы совершили этот маневр!

В голосе Смирнова, впрочем, особой уверенности не было, сорокадевятилетний капитан первого ранга не думал скрывать скептицизм, и Фелькерзам не стал его разубеждать – у самого закралась мысль, что не стоит слишком уповать на однажды свершившиеся события.

Фелькерзам еще раз посмотрел на уходящую далеко вперед колонну и бросил взгляд на перестраивавшиеся броненосцы. «Ослябя» в очередной раз вывалился из середины построения небогатовской колонны – так Бэр отрабатывал возможные варианты как покидания, так и вхождения в строй. Ведь его кораблю предстояло сражаться и с вражескими малыми крейсерами, отгоняя их от поврежденных русских кораблей. Или наоборот, нападая на неосторожно приблизившиеся, особенно из-за густой дымки, неприятельские «бронепалубники», которые для его мощных десятидюймовых пушек представляли легкую жертву.

Старый контр-адмирал тяжело вздохнул – времени почти не оставалось. После четырех часов дня учения заканчиваются и команды получат продолжительный восьмичасовой отдых. Ведь на траверз Квельпатра эскадра выйдет в два часа ночи, построившись «частоколом» или «гребенкой», кому какое наименование нравится. И Цусимское сражение начнется на двенадцать часов раньше срока, с того момента, когда с русских кораблей прозвучит в ночной темноте или при свете прожектора первый выстрел…

Глава 21

– Может быть, все же напрасно будем руганью эфир на всех волнах засорять, ваше превосходительство? Ведь в европейских газетах будет множество упреков в нашей нецивилизованности и невежестве, – капитан первого ранга Смирнов говорил тихо, и Фелькерзам его хорошо понимал – ночь сама по себе так действует на человека, особенно на военного, когда нервы натянуты стальной струной в ожидании неизбежного боя.

– Зато мы легко отличим вражескую «морзянку» от нашей ругани. Если просто забивать эфир бессмыслицей, которая будет походить на японские иероглифы, то на одной волне могут отработать несколько наших кораблей. А так все понятно – раз лается, значит, наш родимый. Я только приказал ни в коем случае не трогать в «загибах» кандидатуру самого Того и их почтенного императора – незачем монарха облаивать!

– Это правильно, ваше превосходительство, – согласился командир броненосца, но после короткой паузы вздохнул: – Но ведь все равно обругают, ведь непонятно будет, с какого корабля венценосную особу обложили, пусть и воюющей с нами державы.

– Приказ есть – кто меня сможет обвинить в чужих словах, Владимир Васильевич? Ведь не я хулу возводил, наоборот, запретил, – пожал плечами Фелькерзам, прекрасно памятуя о «краснозадой обезьяне», про которую Ходжа Нассредин запрещал думать родственникам горбатого ростовщика во время процесса «излечения». Так и тут – раз запрещено, то никто не удержится от оскорблений, зато эфир забьют капитально.

И тут все обусловлено низким уровнем подготовки радистов – смогли наладить устойчивую связь лишь с флагманами и бронепалубными крейсерами, да «Урал» с «Алмазом», понятное дело. Но ведь нужно чем-то занять остальных, полезным – а раз не умеешь сам работать, так и неприятелю не давай «морзянку» сыпать.

– Все же нехорошо бой с ругани начинать, – Смирнов опять тихо посетовал, все же нервишки у него, как и у всех, «вибрировали». Первый бой такую особенность имеет, потом потихоньку привыкаешь, хотя каждый раз приходится страх сдерживать – каждый боится смерти, кроме умалишенных. Вот потому разговорчивым человек становится, особенно в подобные минуты ожидания схватки с вооруженным врагом.

– Знали бы, как японцы нас ругают, Владимир Васильевич, мы для них не люди, а заморские дьяволы. Да и в плен по собственной воле сдаваться не советую – если у тебя есть оружие, то дерись. И не вздумай ту же винтовку с патронами бросать на землю, как многие наши солдаты поначалу делали от испуга, не желая сражаться. Видел я их пакостные картинки, когда бедного солдатика ставят на коленки и используют на противоестественный манер, вроде содомского греха. Мужеложство, короче, принудительное – когда десятком одного по очереди принуждают, как проститутку прихоти мужские обслуживать, только в задний клюз.