Горечь пепла

Несколько мгновений ничего не происходило, затем черный человек, не поворачивая головы, перевел взгляд на Троя, усмешка его чуть усилилась, губы едва заметно дрогнули, голосом приглушенным, но при этом парадоксально сильным, произнес:

— Я мирный путник, которому здесь не рады.

— Не то слово, прямо сейчас наверху горячо обсуждают ваше скорое сожжение. Возможно, вместе с этим зданием.

— Люди так расточительны, это у них в крови.

— Вообще-то я спрашивал ваше имя. Также меня интересует род ваших занятий и место жительства. Ну так что?

— Я слишком стеснительный для таких разговоров, тем более с незнакомцами, — с нескрываемой насмешкой произнес пленник.

— А я тогда королева Раванекса, — не удержалась Миллиндра.

— Было бы неплохо, — кивнул темный, скорчив одобрительную гримасу. — Там они все до единой записные страхолюдины, а ты такая милая, что тебя запомнят на века.

— Имя?! — с нажимом повторил Трой.

— Я же сказал, что стесняюсь. Будет лучше, если ты представишься сам и представишь свою очаровательную спутницу. Это можно будет считать знакомством, а зачем стесняться знакомых?

— Я Трой, десятник церковных рашмеров, а это Миллиндра, боец моего десятка, — ответил Трой, сам не понимая, кто за язык дернул.

Этот человек самым наглым образом навязывает свою волю, безо всякой магии, одной лишь силой слова.

— Меня всегда поражало в церкви то, что они готовы беременных барышень облачать в ржавое железо, лишь бы те хоть каким-то боком подходили для Краймора.

— Мы назвались, теперь назовись сам.

— Мое имя вам может не понравиться, так что я, пожалуй, промолчу, так будет лучше для всех. Горожане и без того возбудились не на шутку, зачем их раздражать лишний раз.

— Магистр Глессернер, — напряженно произнесла Миллиндра. — Трой, это магистр Глессернер.

Трою названное имя ни о чем не говорило, но, судя по изменившемуся лицу Миллиндры, — пленник не из простых, личность известная.

Вот только не ему.

Черный человек широко улыбнулся:

— Умная девочка, можешь далеко пойти, если не променяешь интеллект на извечную бабскую глупость. Береги его, ты и правда мила, но первой красавицей тебя не назовешь, так что делай ставку на то, что в тебе сильнее всего, а не надейся на мордашку, как вы это любите.

— На меня ваш гипноз не действует, я настоящий рашмер.

— У всех имеются свои слабости, и к каждой из них можно подобрать ключик. Впрочем, не беспокойтесь за свои юные мозги, сейчас мне нет смысла пробираться в ваши черепные коробки, это может обострить наши отношения. Мы ведь сейчас в некотором роде союзники.

— Союзники?! — удивился Трой. — Да я лучше с ядовитыми змеями союз заключу.

— И тем не менее, несмотря на весь твой скепсис, это так — мы действительно союзники. У меня тонкий слух, и я слышал то, что выкрикивало человеческое стадо за дверями. Они и на самом деле намереваются сжечь своего невольного гостя и настроены весьма серьезно. Но также обсуждалось и то, как на это нерадостное для меня событие отреагируют рашмеры. То есть рашмеры для них — авторитет, к вам прислушиваются. Таким образом, ты поможешь избавить меня от костра. Я, знаешь ли, люблю тепло, но не до такой же степени, так что охотно пойду на союз с людьми церкви.

— В таком случае никакие мы не союзники. Вы просто хотите, чтобы я вас защитил от толпы горожан, а это не союз.

— Верно, мальчик, все верно. Всякий союз подразумевает взаимность, односторонний союзный договор нежизнеспособен. Но у нас со взаимностью полнейший порядок.

— Я так не думаю.

— Это потому, что ты пока не знаком с моими возможностями. Я ведь могу многое тебе предложить.

— Ага. Попробовать заговорить или обмануть — вот и все, что можете. Вы сейчас всего лишь пленник, скованный по рукам и ногам, которого вот-вот могут сжечь вместе с этим домом.

— Оковы снять так же несложно, как надеть.

— Ну так снимите, мне хочется на такое посмотреть.