Юна залетела в приемное отделение, совсем не глядя по сторонам, и поэтому не заметила девушку с короткими волосами, шедшую немного впереди. Она спешно извинилась и побежала к лифту, даже не догадываясь о том, что эта незнакомка направляется в ту же палату, что и она. Потому что это была та самая свидетельница по делу Чимина.
Ёнджу шла медленно и убеждала себя в том, что все сделала правильно. Просто не могла иначе. Она оплатила счета Чимина, не смотря на то, что эти деньги копила почти пять лет. Ёнджу мечтала покинуть родную страну. Мечтала сбежать от своего жалкого существования и зажить новой жизнью, без всех этих оскорблений и нищеты. Видимо, теперь это так и останется мечтой. Несбывшейся мечтой. Но лучше так, чем позволить невинному человеку умереть. Из-за неё.
Ёнджу подошла к лифту и увидела, как незнакомка, с которой она столкнулась несколькими минутами ранее, отчаянно нажимала кнопку вызова несколько раз, умоляя лифт ехать быстрее, но тот продолжал размеренно опускаться.
Когда они приехали на один этаж, Ёнджу остановилась, замечая, что у палаты Чимина кто-то был. Это заставило замереть на месте. «Родственники, наверное, — подумала Ёнджу, но когда увидела, что Юна подбежала к тем людям, почему-то растерялась. — Невеста или сестра?» — задумалась она и встряхнула головой, будто отгоняя от себя мысли, которые её не касаются. Ведь не касаются же?
Девушка спешно развернулась и снова направилась к лифту, ведь ей всегда было сложно общаться с людьми, а сейчас она просто боялась. Боялась, что эти люди будут обвинять ее в случившемся. У неё и так было паршиво на душе, она была не готова выслушивать это ещё и из чужих уст. Захотелось уйти. Быстрее оставить белоснежный холл позади. Скорее оказаться дома.
Ёнджу снова столкнулась с ещё одной семейной парой, которая тоже спешила и была явно не в себе. Оно и не странно, это больница — сюда не приходят люди, у которых всё хорошо. Как вдруг раздался оглушающий хлопок, который эхом разнесся по длинному коридору, заставляя обернуться и остановиться.
— Мама, — выдохнула Юна и перевела испуганный взгляд на отца, который даже не смотрел на неё сейчас.
— Неужели явилась? — хмыкнул господин Ли, повернувшись к дочери с отвращением и злостью на лице.
— Папа, это не то, что ты подумал! — старалась объясниться Юна, но обжигающая пощечина заставила ее замолчать. Слёзы обожгли слизистую глаз и собрались колючим комом в горле. Почему всё так? Разве она заслужила это?
— Закрой свой поганый рот! — прошипел отец, глядя на покрасневшую щеку дочери. — Все и так ясно! Потаскуха… — выплюнул он и приготовился продолжить, когда увидел позади Юна семью Пак, которые стали невольными свидетелями этой сцены. Но сейчас им было не до этого. К слову, совсем. Или просто сделали вид, что ничего не произошло. Знаете, люди часто поступают так, игнорируют страдания других, чтобы только своих не прибавилось.
— Мой сын! — хватая за руки Юна, прохрипела госпожа Пак. — Как он? Что произошло?!
Женщина смотрела на неё своими большими покрасневшими от слез глазами, в которых были страх и боль, но не было ни грамма сочувствия. Она надеялась услышать, что все хорошо, но Юна сама ничего не знала, от чего начала заикаться от бессилия:
— Я… я… — начала она, но отец перебил её, врываясь в измученное сознание грубым голосом. Безжалостным. Стальным. Холодным. Далёким. Она знала его не таким. Не таким чужим.
— Чжи Сон, она сейчас не в себе, — сказал господин Ли матери Чимина, стараясь как можно больше смягчить свой тон. — Не волнуйтесь, опасность позади. Операция прошла успешно, но пока что к нему не пускают посетителей.
— Что случилось? — переживал господин Пак, хмуря брови, от чего на его лбу засела неглубокая морщинка.
— Ножевое ранение и многочисленные ушибы, — вздохнул Ли Ёнгук, не замечая, как расширились от ужаса глаза дочери. Она ведь тоже слышала это впервые и даже понятия не имела, что всё настолько серьёзно. — Насколько мне известно, Чимин помог одной девушке. Какие-то хулиганы домогались её. Завязалась драка, а силы были не равные… Вы понимаете, что это случайность. Мне очень жаль, ведь Чимин такой хороший парень.
Юна замерла на месте, а в голове вертелись только обрывки фраз, заставляющие внутренности сжиматься в тугой узел.
Помог девушке…
Чимин? Он способен на что-то хорошее?
Её домогались…
Да скорее, он сам домогался бы. Юна думала так, потому что воспоминания вязким бредом проникали в сознание, путая всё на свете и мешая здраво мыслить. Она не могла поверить, что сейчас разговор шёл о Чимине. Именно о том, кого она знала. Этого просто не могло быть. Люди ведь так быстро не меняются. Иногда вообще не меняются, а тут — прошло всего несколько дней. Разве он мог переосмыслить?
Госпожа Пак закрыла лицо руками, заливаясь слезами и нашёптывая, словно в бреду:
— Мой дорогой сынок. Мой мальчик. За что ему это всё?