Горец

Спускаемся на первый этаж, в столовой уже во всю идет рассадка, Давид ведет меня в конец большого стола. Мы садимся рядом друг с другом, Хадю усаживает к себе на колени. Помня просьбу молчать, скромно улыбаюсь, вежливо общаюсь с соседями. Даже не реагирую на недовольные взгляды некоторых родственниц, а вот прищур бабушки Тамары постоянно направлен на меня.

— Я как-то не так себя веду? — тихо спрашиваю у Давида.

— Почему ты так решила?

— Она на нас постоянно смотрит.

— Наверное, ей нравится твое поведение. Во всяком случае… — понижает голос, я покрываюсь мурашки от возникшей хрипотцы, уже догадываясь, о чем сейчас скажет. Наклоняю в его сторону голову.

— Помнишь, я как-то просила шелковые простыни, свечи, шампанское… — Давид улыбается, прикусывая губу. — Я все еще жду романтических поступков, дорогой муж.

— А как же гости на красной машине? — блин, на нас косятся, а мне хочется взбудоражить этих лицемеров. Хорошо, что Хадя уже слезла с его коленок, поэтому осторожно кладу руку ему на ногу, двигая ею вверх. Перехватывает, поднимает и прижимает ладонь к губам. Гуля краснеет, некоторые женщины смущенно отводят глаза в сторону, мужчины понимающе улыбаются, но старшее поколение все же осуждает взглядом.

— Гости сегодня утром уехали, — убираю руку, сажусь прямее, все же бабушка Тамара недовольно уже кинула в нашу сторону выразительный взгляд. Больше неприличного поведения я себе не позволяю.

Детей укладываем спать в одиннадцать часов. Речь Президента. Бой курантов. Загадываю желание. Смотрю на смеющегося Давида, отчетливо вижу на его руках черноволосого мальчишку и Хадю. Смахиваю со щеки слезы, встречаемся глазами.

— Почему ты плачешь? — обеспокоенно спрашивает. Осталось чуть-чуть, я должна успеть сказать ему свое желание, которое без него не исполнится.

— Я хочу от тебя сына, — как же страшно, вдруг его слова о сыне полгода назад были блефом, чтобы меня запугать. Вдруг он не думает о будущем, ведь по пути сюда напрягся, когда я заговорила о беременности.

Давид ставит бокал на стол, обнимает меня одной рукой за талию, второй обхватывает затылок, целует в губы. Взасос. Неприлично. Со стороны возмущаются, деликатно кашляют, кто-то шипит сквозь зубы. Я смотрю в карие глаза со смешинками.

— Я буду рад и дочке.



40

* * *

— Бой курантов был только час назад, а ты меня тащишь, как дикий пещерный человек в свою берлогу, — умудряюсь выпалить такое длинное предложение между жадными поцелуями.

— Я еще буду тебя любить, как дикий пещерный человек до самого утра, — на слове «любить» мое сердце пропускает три удара, в голове туман и на губах блаженная улыбка. Это по Фрейду, подсознание, однажды скажет, глядя в глаза.

— Ммм, значит мы никуда уже не поедем? — расстегиваю рубашку, мысленно матерясь на дизайнеров мужских рубашек, которые пришивают такие мелкие пуговицы.

— Поедем. Я бабушке сказал, что мы берем Хадю с собой, — стаскивает с моих плеч блузку, покрывая поцелуями плечо. Поддевает лямку бюстгальтера, медленно тянет вниз.

— Она так обрадовалась. Ей не хватает твоего внимания, — ух, я справилась с задачей, не вырвала с корнем пуговицы. Торопливо дергаю полы рубашки в разные стороны. — И все же думаю, что нам стоит ее забрать в Сочи, — какой же у мужа шикарный торс. Не перестаю восхищаться Давидом, правда, тайком, украдкой вздыхая. Вдруг еще зазнается, если узнает, что он мне нравится не только душой, но и телом.

— Ты уверена, что ты об этом думаешь? — одно движение длинных пальцев, верхняя часть одежды валяет в стороне, а мой пещерный человек прикусывает сосок. Путаюсь пальцами в его волосах, никак не могу понять, что мне надо: нагнуться к его макушке и вдохнуть его запах или выгнуться в пояснице, прижать сильнее к груди.

— Не уверена… — хриплю, прикусывая губу, чтобы сдержать рвущийся наружу стон. Так, сегодня не вспоминаю Боженьку….

— О боже… — закатываю глаза, ощущая под юбкой горячую ладонь Давида. — Что ты творишь?

— Ничего особенного, — затыкает мне рот жадным поцелуем, тем временем расстегивая сбоку молнию, освобождая меня из плена оставшейся одежды.

— Я раздета, а ты все еще одет, — недовольно бурчу, хватаясь за ремень на брюках.

— Ты умеешь молчать? — швыряет рубашку на пол, терпеливо ждет, пока я управлюсь с ремнем.

— Тебе было бы скучно, молчаливые были до меня, — облизываю губы и приседаю перед Давидом, слыша над головой сдавленный вздох. Я еще не аз плотских утех, но в интернете уже перечитала кучу сайтов эротичного содержания, нашла пару интимных курсов.

Напряженный член перед глазами. Осторожно прикасаюсь к кончику головки кончиком языка. Давид шипит, не хватает за волосы. Прикрыв глаза, облизываю по всей длине горячую плоть. Это высшая степень доверия. Сегодня у меня прям потребность сделать ему хорошо. Я прислушиваюсь к каждому его вздоху и выдоху, чувствую, как по телу пробегает волна дрожи. Обхватив его за бедра, ощущаю под ладонями стальные мускулы от напряжения.