Гори

– Мне такого добра от отца хватило, – процедил Нельсон.

Он оттянул губу и показал дырку на месте зуба (которую Малкольмов язык не так давно навещал).

– Вот это сделал последний человек, назвавший меня гомиком. Я себе сказал, что больше этого не повторится.

– Речуга что надо, – одобрил коп. – Только пушка тут у меня, и я тебе столько зубов повышибаю, сколько захочу.

Со всей быстротой, на какую он только был способен – то есть очень быстро: его как раз на это и натаскивали… можно сказать, только на это его и натаскивали, – Малкольм выпустил лезвия из рукавов в ладони. Не успел полицейский увидеть, что происходит, Малкольм махнул рукой длинной пологой аркой.

Точно. И эффективно.

И вот рука уже внизу, по шву, будто ничего и не случилось.

Коп удивленно сморгнул, прислонил руку с фонариком тылом к шее. В луче четко обрисовалась кровь, бившая струйкой вперед из разреза на яремной вене, которого раньше там не было. Струйка пульсировала в ритме сердца: раз – и есть, раз – и нету, с каждым сокращением мышцы.

– Ты сссс… – вымолвил коп, выбрасывая руку с пушкой вперед.

Выстрела, впрочем, так и не последовало. И как заканчивалось это «сссс…», они тоже не узнали. Ничего хорошего там явно не предвиделось. Полицейский бухнулся на колени, уронил пистолет. Фонарик осветил веер красных капель на снегу и у Малкольма на штанинах.

Раздался жуткий глотательный звук, и офицер Королевской конной полиции рухнул лицом вниз между ботинок стоявшего перед ним парня.

Прочие звуки кончились – остался только снег, совсем тихий, не громче дыхания. Смотреть тоже было больше не на что – разве что на тени поперек Нельсонова перепуганного лица.

– А побыстрее никак нельзя? – орал агент Дернович, обращаясь к колымаге секретной службы Королевской конной и так далее полиции, тащившейся впереди них.

Неприметный «олдсмобиль», такой же, как у них. Все, что ли, секретные службы разъезжают на «олдсмобилях»? А преступники, интересно, в курсе, какую марку высматривать на дорогах?

Королевская полиция пожаловала им вертолет, чтобы добраться сюда, но снег валил такой, что пилоту пришлось сесть обратно на базу, предоставив им добираться до границы самостоятельно – час езды.

– Они – канадцы, – прокомментировала агент Вулф, лицом в записную книжку. – Они знают, что такое максимальная безопасная скорость в сильный снег.

– Я вырос на Водопадах, агент, и немного в курсе, как вести машину в метель. – Агент Дернович только что колоссальным усилием воли не дал себе садануть по клаксону. – Когда мы туда доберемся, мальчишки давно уже и след простынет.

– Полицейский сообщил, что задержит их до нашего прибытия.

– Ага, и с тех пор от него ни слуху ни духу.

– Пол, это почти пурга, – почти отрезала она и сама не меньше его удивилась, что назвала напарника по имени. – Простите, агент Дернович.

– Нет проблем, – он волком посмотрел на нее, – Вероника.

– Вы на польский манер пишетесь? – голос у нее был невинен, что твой ягненок. – Через «o» и не «au»?

– Нет. На хорватский. Меня назвали в честь отцовского брата, который погиб в Великую войну.

– Все войны – великие, если вас накрыло.

– Ничего более полезного не скажете, агент Вулф?

– Я не хотела проявить неуважение. Мои мысли сейчас далеко.

– Ясное дело, далеко. Вы за последние два дня носа не кажете из этой тетрадки. Ничего нового вам эти руны не скажут.

– Да. Но…

– Но что? Но что, Вероника?

Она долго и задумчиво выдохнула.

– Митера Тея не станет с нами говорить.

– Она ни с кем не станет говорить. Мы получали от нее только письменные ответы, даже несмотря на то, что выразились достаточно ясно относительно вероятных посл…

– Дайте мне закончить.

Она произнесла это так спокойно, что он от удивления замолчал.

– Что, если она сама послала убийцу?

– Так это же наша основная рабочая теория, Вулф!

– Не как Митера Тея, не как представительница всех Верящих, а как частное лицо. Она сама, действуя независимо.

– А разница в чем?

– Верящих раздирает внутренняя борьба. Секты соревнуются за главенство. Всегда было известно, что нынешняя Митера Тея – из секты, которая очень полагается на пророчества. – Она подняла руку, не дав ему снова себя перебить. – Да, с этого в свое время и началось расследование, можете мне не напоминать. Обычно пророчество – это всякий смутный вздор. Сформулированный настолько… широко, что означать может практически что угодно. Что бы и когда бы ни случилось, пророчество можно задним числом подогнать под любые события.

Дернович сумел наконец встрять:

– И как нам это поможет посреди канадской пурги, через которую мы тащимся со скоростью долбаной улитки на захват предполагаемого убийцы? Который может оказаться мальчиком-подростком. Господи, вот сказал вслух и понял, какие же вы все чокнутые!

– Если Митера Тея хотела что-то от нас скрыть, – продолжала Вулф, чуть поморщившись, словно вежливо игнорировала чей-то пук, – она бы просто сослалась на дипломатический иммунитет, и на этом бы все кончилось. А вот если бы она решила что-то скрыть от других Верящих… что бы она стала делать?

– Не говоря уже о том, что зачем бы ей этого хотеть… о’кей, ваши версии?