– Гм. Да, – ответил он несколько секунд спустя.
– Ну и в интересном же мире вы все живете!
Дарлин стояла у плиты, делая Казимиру и Саре завтрак. Саре она помогать не дала, зато позволила ей пойти покормить свиней.
«Маленькими шагами, всегда маленькими шагами», – подумала Сара. Она перегнулась через стол и зашептала Казимиру:
– Ты чего там делаешь? И где ты взял чернила?
Он бросил на Дарлин быстрый взгляд и, убедившись, что та повернулась спиной, показал девочке свежий порез на ладони. Черная ранка была в точности как та, что на подбородке (которая уже почти зажила). Раны у драконов заживают очень быстро, это каждый знает, но в человеческом облике это все равно выглядит удивительно.
– Это что, твоя кровь? – поразилась Сара.
– Цыц, – сказал Казимир, не сводя глаз с Дарлин. – Я ей сказал, что сделал их из ягод, они были у нее в буфете. Руны надо писать драконьей кровью, а иначе они не сработают.
– А что они должны делать?
– Не забивай себе голову. У нас есть вопросы и поважнее. Мне просто нужно кое-что написать, пока дракон не вернулся за Шпорой.
– Откуда ей знать, что она у нас? Наверняка думает, что Шпора все еще у Малкольма, а он ушел.
– Увы, она ее учует, – вздохнул Казимир.
– Мою овсянку? – Дарлин поставила на стол две тарелки с кашей.
– Нет, я про…
– Я знаю, про что ты. – Женщина вернулась к плите. – Это называется «шутка».
Пара, поднимавшегося над тарелкой – корица, чуть-чуть меда, – хватило, чтобы у Сары опять слезы навернулись на глаза. Они почти от всего наворачивались, что делала эта женщина.
Ее мама. Но как бы и нет.
– Значит, она ее учует. – Сара вытерла глаза и уставилась на коготь, который Казимир положил на стол, чтобы толком поесть (он и поел, свою первую в жизни овсянку – скорчив последовательно целую гамму изумленных и восторженных рож). – И, значит, придет за ней.
– Шпора… представляет для нее опасность. – Он снова взял ее и дорисовал что-то руне, над которой трудился.
Как только уголок был завершен, рисунок, к полному изумлению Сары, вдруг озарился изнутри и пропал.
– В моей крови еще осталось немного магии, – тихо сказал Казимир.
– Сколько же мы еще не знаем о драконах, – девочке пришлось даже потрясти головой.
– И не без причины, Сара Дьюхерст, – добавил он уже нормальным голосом.
От плиты донесся лязг – это Дарлин уронила миску в раковину.
– Это имя… – она не могла поднять глаз.
– Мое? – подхватилась Сара. – Мое имя.
– Я не могу… Я просто не могу.
– Прости меня, – Сара встала. – Это было неправильно. Мы оставим тебя в покое…
Но Дарлин не дала ей договорить. Два быстрых шага, и она обняла девочку крепко-прекрепко.
– Боже, как это можешь быть ты? – горячо прошептала женщина ей в шею. – Ты даже пахнешь так же… Как?!
– Я сама точно не знаю… – ответила Сара, но да! Насчет запаха – как это было верно!
От маминого запаха воспоминание ударило молнией: ее, совсем малышку, несут на ручках… ей поют колыбельную… показывают, как отучать поросят от матки, и мама стоит рядом…
Сара словно падала, падала в собственное прошлое, которое все последнее время старалась держать от себя подальше – все эти два отчаянных года, пока они с папой из сил выбивались, чтобы спасти ферму, не давая себе толком отгоревать.
Но сейчас… о боже…
Не выпуская Сару, Дарлин попятилась к низкой скамье, врезанной в стену кухни, и усадила обеих – себя и дочь.
– Ты же ушла, моя девочка, – прошептала она. – Ты просто исчезла…
– И ты. Я так скучала по тебе, что… что иногда дышать не могла.
И это была чистая правда. Сару часто ловила врасплох какая-нибудь мелочь – вот как запах корицы сегодня утром… или папа потрепал по голове перед сном… или она вдруг замечала, что напевает без слов песню, из тех, что любила мама – сороковые годы, когда папа вернулся с войны целый и невредимый… И тогда весь мир вокруг на мгновение рушился и больше не было ничего между Сарой и ее утратой – только пустота, только пропасть, которую не пересечь, не заполнить…
Вот до сих самых пор.
– А ты помнишь… – начала Дарлин. – Хотя как ты можешь помнить…
– Что?
Дарлин улыбнулась.
– Моя Сара боялась гусей… была права, вообще-то: гуси – жуткие твари. Но она… ты… она как-то пробежала всю дорогу из города домой бегом, после того как один такой напал на нее у бакалейщика.
– А ты всю дорогу ехала за мной на велосипеде? – подхватила Сара. – И я даже не дала тебе меня взять.
– Так это и с тобой было? – глаза у Дарлин сделались очень большие.
– Ага, – кивнула Сара. – Только у нас гусей было много, и они паслись перед детским садом, когда ты меня привезла в первый день.
– Нет, я этого не понимаю… – Дарлин оперлась спиной о стену и покачала головой. – Но…
Она не закончила.
– Ну да, – сказала Сара. – Это очень большое «но», правда?
Они улыбнулись друг другу. А потом Сара, наконец, задала вопрос, который жег ей язык с тех самых пор, как она здесь оказалась:
– А папа… как он умер?
Выходить в путь за полночь явно было идиотским решением.
Малкольм понял это вскоре после того, как покинул ферму.