Вчера, подходя к «Бочкам», Майк оглянулся назад и увидел горного орла, сделавшего круг над станцией канатной дороги и устремившегося на юг, вдоль Баксанского ущелья. Орел улетал все дальше и дальше в сторону Тырныауза, не шевеля крыльями и не вертя головой, и Майк следил за ним, пока не перестал различать птицу в дрожании воздуха.
Вчера он восхитился увиденному, а сегодня… Сегодня пришел черед орла восхищаться им! Да только птица не залетает так высоко, как забрался он! И как еще заберется!
Но ведь и он не может так, как этот беркут, сугубо от нечего делать долететь до самого Нальчика, а потом как ни в чем не бывало повернуть назад — чтобы к ночи опуститься в свое гнездо где-то между Чегетом и Азау. Если б мог — он мотнулся бы на Вегу, глянул, что там и как, какие силы вселенной движут в том краю — а потом назад, в Москву. Лучше на Бали! Или в Доминикану… Нет, в Доминикану не нужно — не к кому.
Медленно идти так скучно… Высотные рубежи преодолеваются совершенно незаметно. Приют Одиннадцати — это ж 4100? А сейчас он выше, гораздо выше, хотя до скал Пастухова — а это 4700 в среднем — еще подниматься и подниматься. Ну и что? Он прекрасно себя чувствует: фактически, дорога от «Бочек» до сюда — это разминка, и разминка успешная!
* * *
Голова заболела на высоте около четырех с половиной километрах. Точно так же она болела и вчера, когда вечером — он как раз грел воду для овсянки — к нему в номер постучала женщина, руководитель очередной туристической группы.
— На ратрак сдавать будете?
Ей не хватало трех человек, чтобы обеспечить заполнение машины. Водителю все равно, одного везти или десятерых: оплата идет за рейс, количество мест не важно.
— Нет!
Майка возмущало читерство горе-восходителей, и визит этой сумрачной женщины вывел его из себя. Он не показал виду и не изменил привычной вежливости — да и в чем, собственно, укорять эту несчастную? Но гнев закипел так, что пришлось сцепить зубы, а боль в голове аж застучала.
В горах такое состояние естественно, говорили опытные. Хуже, если начинает тошнить — причем до рвоты — а следом полностью расстраивается пищеварение. «Но это где? — успокоил себя Майк. — Это в Гималаях, на подходах к восьмитысячникам. Я в порядке! Разве что иду один…»
Самодеятельные «тигры скал», публиковавшие в интернете свои мемуары, как заведенные повторяли фразу: «Одиночное восхождение — это самоубийство». Майк считал такое утверждение глупостью, но рисковать не хотел — да и не собирался. У скал Пастухова он рассчитывал встретить организованную группу и вместе с ней взойти на Эльбрус.
Впрочем, в одиночку можно шагать и дальше — до самой седловины между западной и восточной вершинами Эльбруса. На месте найти себе компанию нетрудно: именно здесь, в седловине, на высоте в 5300 метров, набираются сил восходители перед последним рывком. Запросто можно пристроиться к любой приглянувшейся группе!
Лишь бы погода не подкачала. Альпинисты жаловались: погода на Эльбрусе переменчива невероятно! На третью станцию подъемника приезжаешь в шортах и футболке, потому что жара; там тебя накрывает снегопадом, потому что из-за угла подвалила туча и ей неймется остудить твой пыл.
Дальше поднимаешься как в парной: снова жарко и душно, и влажно так, что пот не испаряется, а стекает в ботинки. А вскоре начинается ливень — потому что какое ж это лето, если без ливней? Настоящая же беда приходит, когда из туч начинает громыхать и лупят молнии… Тут остается только молиться, потому что прятаться от разрядов атмосферного электричества просто некуда!
Только один седой кабардинец, украшенный двумя синими ромбами с аббревиатурами Нальчикского госуниверситета и неведомого института физкультуры, и заведовавший в Азау прокатом лыж и ботинок, говорил Майку: «Нет плохой погоды — есть плохие альпинисты!»
Верить хотелось старику. Прослыть плохим альпинистом не хотелось. Ясная и лунная ночь добавляла уверенности в себе.
Размеренная ходьба разгоняла недомогание. Майк чувствовал себя то чуть лучше, то чуть хуже, пока наконец не понял: пора! Он шел уже достаточно долго и проголодался. Несколько глотков теплой воды и шоколадный батончик со сгущенкой и орехами — отличное подкрепление сил!
Ратраки с веселыми пассажирами обгоняли его несколько раз. Добрые люди махали ему, слали то факи, то воздушные поцелуи. Многие жестом предлагали взять на прицеп и хохотали как ненормальные. Майк хмурился и отворачивался. Он и не думал, что внимание к его персоне будет таким надоедливым.
Дойдя до верхней гряды скал Пастухова, он присел отдохнуть и даже немного продрог, поджидая группу, чтобы пристроиться к ней во время восхождения. Натоптанная тропа уходила вверх зигзагом, хорошо различимым в лунном свете, и он гадал: не лучше ли и дальше идти одному? Что такого может случиться, если он прошагает проторенной дорогой, оставив далеко впереди одну, а позади — другую цепочку малоопытных пешеходов?