Гори жить (СИ)

Весело фыркая выхлопом, подъехал ратрак, привез людей. Маленькая толпа оказалась на редкость разношерстной, вела себя бестолково, суетились и горланила. Ожидать высокого темпа ходьбы от такого коллектива восходителей не приходилось.

Майк дождался, пока они выстроятся в колонну между двумя инструкторами, и присоединился к группе.

Шел он, ругая себя за нерешительность и кляня за излишнюю предосторожность. Шагать приходилось втрое медленнее, чем он мог бы. Двадцатиградусный уклон — это серьезно, но не для Майка! Пусть слабаки петляют по серпантину — почему нет прямой дороги для тех, кто достаточно силен, чтоб идти напрямую?

Туристы пыхтели и кряхтели, источая запахи казенной кухни, застарелого курева, свежего кофе и выпитой для поправки здоровья чарки. Туристки взвизгивали от восторга и останавливались, чтобы похлопать варежками и попрыгать на месте при виде заслонившего Луну облачка или под впечатлением густоты иссиня-фиолетовой тени под снежным наносом.

Наконец один из идущих впереди мудрецов предложил связаться всем одной веревкой — на случай незаметной трещины или снежной лавины. Судя по реакции, тема эта обсуждалась не первый день. Инструкторы, замученные бесполезными разговорами еще вчера, предпочитали молчать.

Майк слушал отрывистые возгласы, и его раздражение нарастало, грозя превратиться в ярость. Нет, так нельзя! Это же казнь египетская, а не восхождение! Как хорошо они шли на Килиманджаро с Алексом — мерно, молча, сосредоточенно. Здесь же — какой-то цирк с клоунами, честное слово. Надо что-то делать!

А что сделаешь, если тропа одна, а народу много? Можно отстать — но мысль о намеренном отставании показалась Майку невыносимой. Хорошо бы обогнать людскую цепочку! Сначала придется приналечь, и сердце забьется, а дыхание станет частым — это понятно, под ногами все-таки снег, не асфальт.

Потом, выйдя в авангард, можно чуть сбавить обороты, чтоб нормализовать функции, и продолжать движение в среднем темпе. Так он наверняка настигнет еще одну группу — но кто мешает проделать обгон дважды? А то и трижды?

Майку даже не пришлось сходить с утоптанной тропы, чтобы опередить любителей экстрима. Пестро разодетые туристы уважительно сторонились, убирая из-под его ног треккинговые палки, пропуская вперед и молча завидуя — он прямо чувствовал эту зависть затылком — сноровистой выносливости, молодости, напору.

Инструктор, шедший во главе колонны явно не впервые, взглянул на Майка с тревогой — и развернулся, чтобы убедиться в численности своих подопечных.

В одиночку шагалось легче. Никто не маячил перед глазами, не хрипел и не кашлял, отравляя чистый горный воздух табачным перегаром. Майк уже порядочно опередил группу и давно снизил темп, набранный при обгоне, но дыхание все не приходило в норму, а сердце, хотя и билось помедленнее, чем при ускорении, принялось ныть — по-особенному, без боли, порождая какое-то слабое, но непреодолимое беспокойство.

Давно рассвело. Крутизна уклона уменьшилась: прежде чем попасть в седловину, дорога шла по Косой полке, пологому склону восточной вершины Эльбруса. Однако рюкзак потяжелел, да так, что стали побаливать плечи — а ведь Майк старательно выложил из него все лишнее и радовался его невесомости. Шагать стало по-настоящему тяжело: вот сейчас, наверное, пригодились бы треккинговые палки!

Оглянувшись назад, Майк увидел: разношерстная и бестолковая группа, которую он так эффектно обогнал полчаса назад, приблизилась. Так не годится! Надо подбавить темпа — немного, только чтоб сравнять скорости. На вершину тоже бы желательно отправиться раньше этих крикливых фазанов. Они уже не голосят и не взвизгивают: устали небось, хрипят!

Майк натужно улыбнулся и ощутил: во рту пересохло. Он выудил из кармана воду, глотнул, набрал еще, подержал во рту, снова глотнул. Сухость не исчезала.

К боли в плечах добавилось ощущение каменной твердости в пояснице. Чтобы помочь себе, Майк стал меньше наклоняться вперед, так в спине ныло меньше, однако идти стало заметно труднее. Каждый шаг теперь давался с усилием и требовал напряжения воли. Идти «на автомате», думая о своем и умиротворенно озирая пейзаж, как это происходило на Килиманджаро, не получалось. Шагать же, осознавая каждое движение и заставляя себя это движение выполнить — совсем не прогулка!

Майк уже видел цветные огоньки на снегу — фонарики восходителей, поднявшихся на гору раньше и теперь отдыхающих на седловине перед штурмом вершины — когда головная боль сделалась нестерпимой. К ней прибавилась тошнота, ежесекундно грозящая перейти в рвоту…

Он понимал: если унять боль, тошнить перестанет. Тем более что впереди — длинный участок практически горизонтального пути. Он пойдет медленно и свободно, будто дефилирует по парковой аллее, и все пройдет — и одышка, и давящая боль в голове, и спазмы в желудке.

Там, в конце ровного пути, он присядет отдохнуть. Восстановленные силы помогут ему взойти на гору, благо подняться остается всего на триста пятьдесят метров. Назад же идти всяко легче!