Гори жить (СИ)

Майк упрямо шел вперед, то поднимая взгляд к намеченной точке у подножья западной вершины, то опуская глаза к кошкам, вонзаемым в плотный снег и со звоном выдираемым из него раз за разом. В следующий раз он возьмет другие, с зубцами погуще и без ремешков, давящих на лодыжку…

А в водичку в следующий раз он добавит чего-нибудь кисленького. Лимон выдавит. Очистит от желтой шкуры, чтоб без горечи — во рту и так сухо и горько — и выдавит. Это в одну флягу, а в другую добавит клюквенный морс. Третью возьмет с чистой водой — потому что пить хочется до чертиков. Или не возьмет, потому что уже не лезет — так тошно…

Майк бросил взгляд вперед. Намеченная цель почти не приблизилась. Да что там почти! Совсем не приблизилась! Вон те два снегиря в красном и с блестящими очками на лицах — как сидели, так и сидят, ни на чуточку не увеличились. И та канарейка между ними, аж полыхающая желтым в свете диодных фонарей — тоже не растет. А ведь он сколько прошел! Вечность уже шагает, не меньше!

Он оглянулся назад, чтобы удостовериться в пройденном пути. Группа измученных подъемом туристов — тех самых, которых он обогнал — приблизилась настолько, что будь день, он бы различал лица. А одышка у него не проходит, и сердце как колотилось, так и колотится — бешено!

«Ладно, — подумал Майк. — Ладно! Если они меня догонят, — я сразу в сторону и сажусь отдыхать. Ложусь отдыхать! Они глянут — и тоже попадают. На вершину пойдем опять вместе…»

Но когда он, обессиленный совершенно, наконец лег — скорее упал — на снег, мысль о соперниках напрочь выветрилась из его сознания. Чувствовал себя Майк так плохо, что промелькнувшая в голове фраза «все, это конец» вызвала у него облегчение, а не страх.

Он лежал на спине, вперив взгляд в темное небо, но ни звезд, ни облаков, освещенных луной, не замечал. Какая Вега, какая Кассиопея с Андромедой, когда тебе плохо так, что смерть представляется желанной, а жизнь — невыносимо мучительной?

Отдых помог. Через минуту или две ожидание собственной кончины сменилось ощущением тяжкой, но переносимой усталости. Через четверть часа стало немного легче. Головная боль и тошнота никуда не делись, но ослабли, перестав выдавливать глаза и внутренности наружу.

Прошло еще с полчаса, когда Майку вдруг со всей отчетливостью ощутил: куда-то не туда он идет. Не нужен он ни этой вершине, ни этим горам, ни вообще мирозданию. Мечется по миру, как дурень со ступой…

— Не дурень! — вскричал внутренний голос. — Всякий путь полезен, да не всякий путник это осознает. Человек, куда бы ни шел, все равно приходит домой. Нечего петлять, иди прямо вниз — вот же тропа шириной с дорогу, ослеп, что ли? Дома тепло, дома мягко, все болезни проходят! Пообедать можно у мамы… У соседей для тебя сырники всегда наготове, забыл?

От напоминания о еде, даже такой аппетитной как сырники, Майка снова замутило. Внутренний голос, конечно, прав, куда ни ходи, окажешься в конечном итоге дома. А вершина — что вершина? Миллион лет стояла без него — постоит еще.

Непослушными руками Майк расстегнул рюкзак и выудил из непромокаемого кармана смартфон. Здесь же есть связь! Он же может позвонить Алексу и получить дельный совет! Только бы тот взял трубку!

Номер набирался, вызов шел, но Алекс не отвечал, и железная женщина, роботическое воплощение мобильного оператора, давала звонящему послушать несколько унылых гудков, а после молола всякую чушь на двух языках. Равнодушие механики и холод космоса — не одной ли природы, подумалось Майку. Но мысль, едва блеснув, угасла: страдающему сознанию не до умствований.

Время шло. Майк лежал на спине неподалеку от тропы, живописно раскинув ноги в зубастых кошках, засунув под голову рюкзак и держа возле уха телефон. Мимо шли люди — не сплошным потоком, но и не по одному — и глазели на него как на местную диковинку.

— Если положить в ногах перевернутую шляпу, — невесело подумал Майк, — примутся швырять монетки.

Лучи холодного света, направляемые в лицо лежащему, слепили словно огонь электросварки даже сквозь сомкнутые веки, и хотелось отвернуться, откатиться, спрятаться от людского любопытства — но не было сил, и Майк только закрывался рукой. А люди, заметив осмысленное движение, теряли интерес: в свободной стране всякий имеет право отдыхать где вздумается!

Алекс не отвечал, гудки шли и шли, металлический голос с безразличием вещал о недоступности абонента. Настроение упало еще ниже. Аттикус чертов, Алекс бродячий… Опять умотал на край света! По горным рекам на каяке сплавляется или снежного человека в Гималаях скрадывает… Когда нужен — никогда не дозвонишься!

— Зачем тебе кто-то? Не нужно никого звать! — опять зазвучал внутренний голос, все такой же мягкий и заботливый, но почему-то немножечко чужой. — Цели ясны, задачи определены, в путь, товарищ! Ты уже не умираешь, тебе почти хорошо. До вершины — триста метров высоты, это как на крышу офисного здания по ступенькам подняться. Трудно немного, но ничего невозможного нет. Хватит лежать, закоченеешь. Талифа куми, как говорили древние. Вставай и иди.