Горячая точка

Ведьмак выругался. Такого длинного и замысловатого ругательства, перемежаемого незнакомыми мне гортанными словами, я ещё не слышал. Хотя за свою жизнь навидался и наслушался всякого. Потом он пододвинул стул; усевшись на него, оперся руками о колени и склонился надо мной.

— Что тебе от меня надо? — спросил он.

Я внезапно почувствовал себя пленным на допросе. Только не хватало ослепляющей лампы, хотя глаза Ведьмака — расплавленная сталь — жгли хуже всякой лампы.

— Сршенно ничего, — ответил я и, набравшись смелости, добавил. — Просто ты мне нравишься. Очень.

Он снова выматерился. По части мата ему не было равных.

— Запомни, — сказал тогда Рома. — Я не пидор. И если я к тебе хорошо отношусь, то это ещё ничего не значит.

— Я понял, — ведь я и, правда, уже давно всё понял о нём, только лелеял бесплодные надежды. — Не переживай… я не буду к тебе приставать. До сих пор мне это удавалось.

— Вот и отлично.

После этих слов он ушёл, заставив меня заплакать пьяными и отчаянными слезами, за которые я себя потом ненавидел. Я вообще ненавижу в себе любое проявление слабости, и почему-то только любви позволяю отдаваться целиком.

Я думал, он больше не позвонит — свои координаты Ведьмак мне не оставлял. Поэтому я надеялся встретиться на курсах. Но он больше не появлялся там.

Дней через пять, когда я совсем впал в депрессию, Рома позвонил сам, отбрехался срочной занятостью, и мы, как ни в чём не бывало, пошли квасить в одно из кафе. Потом он как-то снова оказался у меня дома — помогал притащить новый компьютер. Понятно, мы обмыли это дело, и как-то само собой получилось, что опять поцеловались, на этот раз подольше. Его язык робко изучал мой рот, будто Ведьмак вообще впервые в жизни целовался. Хотя это было и так — с мужчиной взасос он целовался впервые.

Тогда мне долго пришлось выслушивать нудную Ромину лекцию о том, что он не пидор, даже если у него встаёт на меня. «С чего бы это вдруг, дорогой?» — вертелся ехидный вопрос на языке, но я не рискнул злить Ведьмака. С этого момента умершие во младенчестве надежды начали потихоньку реанимироваться.

А потом он уехал в командировку на целых три месяца, оставив мне только номер своей аськи. На целых три месяца меня словно засунули в кипящий котёл. Мои мысли и моё тело отказывались мне подчиняться. Контроль, который я так долго в себе культивировал, развалился, как карточный домик, и меня погребло под осколками.

И когда я в который раз балансировал на лезвии бритвы, Ведьмак ненадолго вернулся и вытащил меня из тьмы. Это время было слишком счастливым, чтобы быть правдой

Он снова уехал. Теперь уже навсегда.

Я сижу в кресле, вспоминаю, как всё было, верчу в руках стакан с виски — сегодня мне требуется что-то покрепче мартини.

Я всегда что-нибудь теряю в этой жизни. Самое близкое, родное, моё, то, что составляет смысл бытия любого нормального человека. Сначала я потерял своих родителей, которые, узнав, что я сплю с мальчиками, не пожелали иметь со мной ничего общего. Мои объяснения, что женщин я тоже уважаю и не пропускаю ни одной юбки в округе, не дали ощутимого результата. Мне тогда было восемнадцать — самое время действовать, так что начать жизнь с нуля для меня не стало большой проблемой. С матерью мы позже наладили отношения и до сих пор переписываемся, втайне от отца. Но чувство непрочной связи, которая поддерживается благодаря только кровному родству, оставляет привкус горечи. Родители не уважают твой выбор, не принимают тебя, как личность, а терпят твоё существование всего лишь по необходимости, по некоторой биологической причине, которая от тебя не зависит. И тут же приходит разочарование — люди, которых ты считал самыми мудрыми на свете, вдруг перестали быть таковыми в твоих глазах.

Знаю, что бывает по-другому. Но это не мой случай.

Остаётся только самому понять и принять. И простить.

И ещё. Я больше не намерен терять.

* * *

Полезная штука — пиратская база данных. Да и вообще пираты — рулез форева.

Я копаюсь в гигантской персональной базе, видимо, сдёрнутой с милицейской — кто, где, когда. Кто выехал, кто заехал, кто вообще кто по жизни. Зная Ромину фамилию, зная, где он примерно живёт и чем занимается, можно вычислить адрес его матери. Нахожу несколько фамилий, которые живут в нужном районе, и отправляюсь на поиски.

Дверь открывает молодая женщина, настороженно вглядывается в меня из-за дверной цепочки. Из глубины квартиры раздаётся детский рёв.

Мимо.

— Извините. Ошибся адресом.

Иду в другое место.

В дверях стоит очень хрупкий парень. Или пока несформировавшаяся девушка. Лет этак четырнадцати. Белое от грима лицо, длинные, крашеные в чернильно-чёрное волосы, подведённые глаза, чёрные губы. Взгляд такой — чуть тронь, сорвётся, побежит неведомо куда.

Э, да ты гот, дорогое нечто.

— Тебе чего? — голос ломающийся, значит — мальчик.

— Ошибся, извини.

Он хмуро разглядывает меня.

И тут мне в голову приходит странная мысль. Раз они живут в одном районе, то он может знать своего однофамильца.

— Слушай, ты случайно не знаешь… — называю имя и фамилию Ведьмака.