Горячая точка

Но он курит мою сигарету так, будто ничего ценнее на свете нет.

Курит и смотрит на меня.

— У Берроуза идею украл? — наконец спрашивает он.

— У него, — честно признаюсь я. Ещё недавно я думал, что Берроуз — это марсианские приключения со стрельбой, а не «Джанки» и «Нагой обед».

— А ты начитанный, — его взгляд скользит по моим плечам и груди. — Я думал, ты кроме Сапковского, ничего не открываешь.

— Почему? Есть ещё Устав и инструкция к автомату Калашникова.

Влад смеётся.

Мне нравится слушать его смех. Появляется желание жить… да и просто желание. Смеясь, он запрокидывает голову. Волосы соскальзывают на спину, открывая свежий, наливающийся цветом, синяк.

Давненько я не ставил никому засосов.

Я гоню мысли, что упорно лезут мне в голову. О голубых, пидорасах и содомском грехе. Церковники говорят, что это прямая дорожка в ад — но я и так не ангел. Хули тушить пожар на мостике, когда тонет весь корабль? На порочного соблазнителя Влад тоже не похож. По крайней мере, он искренен. Я чувствую это своим звериным, «ведьмачьим» чутьём.

Признавай факт, Рома. Ты — голубой.

Но что-то внутри меня сопротивляется этому.

Какой, бля, голубой? Я что, с детства мечтал трахать мальчиков? Или обжимался с друзьями в тёмных углах? Не было такого. И вообще, до недавних пор все мои мысли были о девках.

— О чём думаешь? — спрашивает Влад. — Прикидываешь, за чем услать меня на этот раз?

Меня захлёстывает волна стыда. Но, вместо того, чтобы сказать правду, — прости, Влад, я сбежал, потому что испугался самого себя, — я начинаю хамить.

— Зачем? Я могу свалить отсюда, когда захочу. Ты меня не остановишь.

— Да ну?

— Грёбаный фитнесс тебе не поможет, — я поднимаюсь и иду за своими вещами. — Или что у тебя там? Кружок по самообороне?

Влад вскакивает стремительно, но воздух движется быстрее. Я утекаю в сторону, перехватываю его руку, швыряю на стену:

— Не зли меня.

Он только жмурится в ответ. Должно быть, ударился затылком, но сейчас мне все равно. Я хватаю его за шею и поворачиваю спиной. Наматываю на кулак чёрные локоны, заставляю нагнуться. Влад сопротивляется. Шипит:

— Если я позволяю тебе себя трахать, это не значит, что позволю насиловать! Я не твоя блядь!

Толкаю его на стену — он едва успевает выставить руки. Громко стонет, когда я вхожу в него, наваливаясь грудью. Своим телом я подталкиваю, прижимаю его к стене. Член Влада упирается в неё, он вырывается, и я держу его запястья. Мышцы начинают перекатываться под кожей, как змеи. Это заводит меня ещё больше.

— Сука! — рычу я. — Грязный пидор!

— Сам пидор! — огрызается он. — Дуб армейский!

Я не отвечаю и не останавливаюсь. Мне хочется порвать его на части, чтобы не видеть, не слышать, не чувствовать…

— Мудила, — ругается Влад. Он кончает прямо на стену.

Я чуть запаздываю. Выхожу из него, продолжая держать запястья железной хваткой.

— Теперь я знаю, как развлекаются спецназовцы, — говорит он, тяжело дыша. — Трахают пленных вахабитов.

Я снова швыряю его на стену — Влад вздрагивает.

— Они не вахабиты, — говорю я почти спокойно, — когда ты наконец запомнишь?

— А мне без разницы, — ухмыляется Влад. Я отпускаю его руки. Он разворачивается — и неожиданно бьёт меня в лицо. Автоматически поднимаю руки, потом контратакую. От моих ударов Влад летит на пол. Фиксирую его, размахиваюсь для финального удара.

И останавливаюсь, услышав характерное постукивание ладонью по полу. «Прошу пощады». Вот уж действительно — кружок по самообороне.

— Придурок, — шепчу я, поднимаясь.

Влад на полу, весь в крови. Ловит взглядом каждое моё движение. Видя, что я не шевелюсь, пытается встать. Неудачно. Это в кино после драки герой свеж, как огурчик. Я подхватываю его на руки и несу в ванную — смывать кровь, проверять, цели ли кости, осматривать ссадины и ушибы.

Лицо Влада начинает опухать. Я протираю его холодной водой, ощупываю челюсть — не сломана ли?

— Животное ты, Ромка, — говорит он наконец. — Настоящее животное. Дикарь.

Я стискиваю зубы. Если сейчас потеряю над собой контроль, точно его убью.

— Ты ведь умеешь быть нежным, я знаю.

— Заткнись. Скажи лучше, где в доме аптечка.

— Аптечка?

— Ну не «скорую» же мне тебе вызывать.

— На кухне есть коробка с лекарствами.

Топаю на кухню. Порывшись в ящиках и шкафах, нахожу яркий короб из-под печенья с нарисованным сверху крестом. Внутри — до чёрта таблеток в блистерах, ампулы, шприцы, бинты, спреи, жгут… Не аптечка, а склад походного госпиталя. Выбрав нужное, возвращаюсь обратно.

Влад сидит, прислонившись к стенке, и поливает себя водой. Стиснув зубы, даёт обработать ушибы и ссадины.

Да, сильно я его. Интересно, теперь он оставит меня в покое?

— И не надейся, Ведьмак, — говорит он, будто слыша мои мысли.

Как ни странно, меня это радует. Я обнимаю его, прижимаю к себе. Шепчу:

— Я никуда не уйду. Сегодня — никуда.

— А завтра?

— Завтра будет завтра.

Нахожу чистую простынь, заворачиваю в неё Влада и тащу этот кокон в спальню. Накрываю одеялом, — чтобы не простыл, — ложусь рядом. Солнце уходит, комната погружается в темноту. Я лежу и слушаю его дыхание.