Горячая весна 2015-го

— Умный ты, Царёв, — вздохнул лейтенант, — а дурак. Слышал небось расчёты, что танк на поле боя живёт три минуты, солдат — две, и так далее? Так вот, «живёт на поле боя» — значит наносит ущерб противнику. Как думаешь, наш батальон способен ущерб врагу нанести? Без техники, без тяжёлого вооружения и с личным составом из долбоебов, которые ещё и полугода не прослужили? Причём такой ущерб, который хотя бы керосин оправдал, который самолёты сожгли, чтобы нас из Питера сюда привезти, а?

— Так мы что — просто «пушечное мясо»? — спросил Василий.

— Хуже, — сказал лейтенант. — Сейчас не Первая мировая. Тогда «пушечное мясо» имело ценность. Сейчас — нет. В Калининграде живёт, наверное, тысяч пятьсот народу. По области ещё столько же. Половина женщины. Половина оставшихся старики и дети. Половина на важных производствах занята. Остаётся… — Лейтенант поднял глаза, подсчитывая. — Сто двадцать пять тысяч. Это десять дивизий набрать можно. Оружия на складах хватит, наверное. С материка придётся только специалистов завозить: электронщиков, снайперов особой подготовки, врачей, прочих… А привезли нас.

— Вот я и говорю, товарищ лейтенант, — поставил вопрос ребром Василий. — Зачем? Ямки копать? Так у нас что, в Министерстве обороны совсем дураки сидят? Раз уж наш батальон никакой задачи выполнить не может?

— Наш батальон, — сказал лейтенант, — свою задачу уже выполнил. И если вы сейчас пойдёте и коллективно утопитесь, ни в штабе КОРа, ни в Москве никто плакать не будет.

— А что это была за задача? — удивился Василий. — Когда это мы успели…

— Парад, — просто сказал лейтенант. — Помнишь, после посадки парад был? Построение, раздача оружия. Вынос знамени, прохождение под оркестр… Толпа зрителей, телекамеры… Шоу устроили, как на Красной площади в День Победы. Интервью потом брали. Ты же сам телевизионщик, Царёв. Неужели не понял?

— Нет, — озадаченно помотал головой Василий. — Ну и что, что парад? Кто угодно же пройти мог…

— Не кто угодно, — наставительно сказал лейтенант. — А только те, кто с материка прилетел. Чтобы местные видели, что их не бросили на растерзание поленьям и янкесам. Что страна помнит о них и присылает тех, кто будет их защищать. Против них же настоящая психологическая война ведётся. В теле— и радиоэфире, в Интернете. У американцев эта служба хорошо поставлена. Внушают, что, мол, Россия вас бросила, отделяйтесь, мы вас в Евросоюз примем… А мы тут как тут — вот они мы, защитники! Спецов нет резона в парадных колоннах по аэродрому гонять. У них по прилёту и так дел по горло. А привезти стадо гоблинов, которые едва строевым ходить выучились, один раз можно и разориться. — Он затянулся последний раз и погасил окурок о мягкую землю. — После этого парадного смотра вас всех смело можно было снова загонять в самолёт и везти обратно. Обороноспособность от этого никак не пострадала бы. Но не повезли. Горючки, видать, пожалели. А коли вы уж остались здесь, то надо вас делом занять. Капониры копать там, где экскаваторов не хватает. Ясно?

— Ясно, — сказал Василий, отметив, что все, кто собрался под ёлкой, слушают его разговор с лейтенантом.

— А раз ясно, то лопату в зубы и копать дальше. Перекур окончен, все слышали?!

20 апреля 2015 года. США, Вашингтон

— Мои поздравления, господин президент! — Голос председателя Объединённого комитета начальников штабов был сух, но доброжелателен. — Мы действительно очень рады.

В выходящие на юг окна Овального кабинета били косые лучи заходящего солнца.

— Спасибо, Питер, — кивнул Кейсон. — Но, по правде говоря, всё висело на волоске. Решение, принятое большинством в три голоса, — это не совсем тот результат, который мне хотелось бы получить.

— Главное, что этот результат получен, господин президент. С сегодняшнего дня стабилизационная группировка в Польше находится в вашем полном распоряжении. Признаться, мы, военные, этому только рады. Нам привычнее быть под началом человека, который понюхал пороху, чем подчиняться хлыщам из Конгресса.

Президент ухмыльнулся, вспомнив, что между его армейской службой и днём сегодняшним лежала карьера конгрессмена продолжительностью почти четверть века. Сидевшие по обеим сторонам низкого круглого столика, установленного в самой середине кабинета, советник по нацбезопасности Шаняк и госсекретарь Хейли позволили себе намёк на улыбку.

— Ладно, присаживайся, Питер, — президент широким жестом указал на свободное полосатое кресло, — и поведай нам, что там у вас в Пентагоне думают о боеготовности наших войск в Польше.