Горячая весна 2015-го

Зато вспомнилось, что австрийцы тогда давали на раздумья всего двое суток. Американцы были щедрее. Срок их ультиматума истекал через две недели. Никаких угроз в конце документа прописано не было, напротив, выражалась уверенность в том, что переговоры между сторонами прерваны не будут, но его содержание от этого не становилось менее зловещим.

— Копии этого документа будут вручены вашему послу в Вашингтоне и вашему заместителю в Москве, — сказал Хейли, видя, что Косицын заканчивает чтение. — Кроме того, президент Кейсон сейчас выступает с обращением к нации.

Министр поднял на него глаза.

— Ты в своём уме, Стивен? — Он спросил по-русски, будучи уверенным, что американец его поймёт. — Ты предъявляешь ультиматум ядерной державе! Я всегда считал режим Кейсона деструктивным, но это, — он потряс бумагой, — полностью переходит все границы! Хотите быть ответственными за предстоящий апокалипсис?!

Это выходило за всякие дипломатические рамки и за инструкции, согласно которым он не должен был угрожать американцам ни при каком раскладе. Демонстрировать несгибаемость сколько душе угодно, но забыть, что у России есть ядерное оружие. Однако шестнадцать лет назад Евгений Косицын в скромной должности был на борту самолёта, который премьер Примаков развернул над Атлантикой, и навсегда усвоил, что бывают моменты, когда политесом можно и пренебречь.

«Улечу в Москву, — зло подумал он. — К чёртовой матери. Эта бумага лишает моё нахождение здесь всякого смысла. И пусть Шемякин потом твердит о неоптимальном решении».

— Правительство Соединённых Штатов — это не какой-то «режим»! — взвился Хейли.

Типичный представитель истеблишмента своей страны, госсекретарь убедил себя в том, «ядерный аргумент» русские ни в коем случае не используют в региональном конфликте, но червячок сомнения всё же грыз его изнутри, и упоминание Косицыным апокалипсиса попало по больному месту. Но американец оставался дипломатом до мозга костей и возмутиться предпочёл по «идеологически верному» пункту. Впрочем, он тут же взял себя в руки.

— Мне очень жаль, Евгений. Я думаю, что сегодня нам лучше расстаться, но переговоры должны быть продолжены…

— Ну уж нет, Стивен, — протянул Косицын со смешанным чувством горечи и злорадства. — После этого, — он потряс листками, — ни о каких переговорах не может быть и речи. Я возвращаюсь в Москву немедленно. За меня здесь остаётся Осокин. С этого дня все контакты будут осуществляться только через него. А сейчас мы вместе пойдём к старине Данге, и ты ему лично объяснишь, что вы, англосаксы, натворили. И если старика хватит удар, виновата в этом будет твоя страна!

28 апреля 2015 года. Россия, Подмосковье

Когда Геннадий Рогов только готовился к вступлению в должность президента, с ним были проведены несколько занятий для закрепления навыков, которыми высшее должностное лицо страны обладать обязано, но которые тем не менее никогда не афишировались. Они включали в себя, например, принципы работы с «ядерным чемоданчиком», который на самом деле представлял собой терминал экстренной связи с военным руководством любого уровня. Чемоданчик все эти годы находился рядом, задачей специально отобранного офицера в чёрной морской форме было никогда не отдаляться от президента дальше чем на пятнадцать метров. Рогов несколько раз пользовался устройством во время военных манёвров и уже не считал его чем-то инфернальным.

Другое занятие включало в себя отработку быстрого покидания кремлёвской резиденции в случае чрезвычайных обстоятельств через туннели так называемого «Метро-2» и за прошедшие семь лет основательно забылось. Поэтому действия по сигналу «атом», объявленному руководством ГУО, как только там узнали об ультиматуме, произвели на Рогова сильное впечатление.

Президент сегодня задержался в Кремле дольше обычного, беседуя с главой администрации Шемякиным о внутриполитическом положении. Политиков вывели из кабинета, игнорируя лифт, доставили в подвал кремлёвского корпуса и в бронированной клети по длинному бетонированному колодцу опустили на многометровую глубину, где на крохотной станции всегда стоял наготове поезд из четырёх вагонов.

Охрана торопилась. Её сотрудников ещё по оставшимся с советских времён методическим указаниям натаскивали на действия при угрозе внезапного ядерного удара, и они дождались случая показать всё, на что были способны.

Через сорок минут президент пребывал в огромном, но слегка обветшавшем противоатомном бункере в ближнем Подмосковье, расконсервированном два месяца назад. Отсюда можно было по другим туннелям добраться до трёх военных аэродромов и вылететь в любую точку страны, но, поскольку подозрения о ядерном ударе не подтвердились, процедуру экстренной эвакуации было решено пока приостановить.

Ещё через полчаса в убежище прибыли министр обороны и начальник Генштаба.