- Возможно, придется перейти на оральные контрацептивы, поскольку я не смогу ездить каждые три месяца к гинекологу на укол, - только и сказала Тая.
- Это гормоны?
- Ну да.
- Если что, презервативы меня тоже не пугают.
- Отлично! - просияла она. - Что еще?
Радов сцепил руки перед собой на столе.
- Ага, - сказала Тая. - Вижу, самое важное ты приберег на потом. Ну говори.
- Дело в том, что ты, конечно, можешь пожить какое-то время на станции, как туристка… Но если ты хочешь жить там… Не постоянно, нет, но хотя бы дольше нескольких месяцев, то для этого ты должна… быть моей женой.
Повисла тишина.
- Ты это серьезно?
Радов развел руками.
- Давай мы вернемся к этому разговору в конце лета…
- Я согласна.
- Да, я тоже согласен с тем, что сейчас несколько рано…
- Ты не понял, Федор. Я согласна выйти за тебя.
Он так и замер. Уставился на эту женщину в розовом атласе на тонких бретельках, одна из которых постоянно норовила сползти с ее плеча. Она улыбалась.
Предложение вышло, пожалуй, даже хуже, чем признание в любви. Даже не на тройку, скорее на твердую двойку. Джей ради такого дела привез ее на Север, наверняка подготовил пламенную речь и кольцо, а Радов сообщил об этом буднично, за яичницей и кофе, после зимних сапог и годового запаса презервативов. И у него даже не было кольца.
- Ты уверена? - выдавил он.
Тая выскользнула из-за стола, убрала пустые тарелки и чашки в раковину. И потом неожиданно села прямо перед ним на столешницу.
Комбинация задралась, обнажая бедра. И полное отсутствие нижнего белья под ней.
Придется принять меры, если она продолжит так равнодушно относиться к нижнему белью, особенно когда они будут на станции. Радов еще не знал, какие меры он собирался предпринять, но надеялся, что найдет нужные доводы, которые не находил сейчас, когда видел перед собой Таисию с разведенными по обе стороны от него ногами.
- А ты? - спросила она.
Радов с трудом вспомнил собственный вопрос. Хотя, по сути, это и не было вопросом. Таю он поставил перед фактом, что им нужно пожениться.
- Уверен ли я? Я уверен только в том, что уже не смогу без тебя.
Его руки легли ей на бедра, он развел ее ноги еще шире. Сделал ее позу до бесстыдного открытой. Тая откинулась назад, на локтях. Бретелька снова сползла с ее плеча, но она уже не пыталась возвращать ее на место.
Радов потянулся и приспустил атласную ткань с одной ее груди. Погладил, поднимаясь все выше к соску.
- Уверен, что никогда не видел такой красивой груди, например, - снова сказал он.
И Тая закусила губу, сдерживая стон, когда он сильнее выкрутил ее сосок между пальцев.
- И уверен, что ты вкусней всех десертов, что я когда-либо пробовал.
Он нагнулся, не сводя с нее взгляда. Заметил, как она задержала дыхание, и как судорожно выдохнула, когда он впервые, медленно провел языком между ее ног.
- И я не ошибся.
Он закинул одну ее ногу к себе на плечо, подтянув Таю ближе. Почувствовал, как она выгнулась всем телом, когда его язык проник в нее.
Он больше не мог держаться от нее на расстоянии. Не мог выстраивать барьеры между собой и этой женщиной. Он хотел раствориться в ней и быть с ней. И был благодарен за то, что она уже сделала для него. И собиралась сделать.
С ней он впервые за эти годы почувствовал себя полноценным мужчиной, у которого были востребованы не только мозги. Сначала она покорила его член, а теперь и сердце. Если раньше Радов хотел только трахаться и неважно с кем, сейчас он хотел любить. И только одну женщину.
Самую красивую, страстную и нежную, какую ему доводилось встречать. Он и не надеялся, что встретит ее не где-нибудь, а на собственной же метеостанции у черта на куличках. Она сама приехала к нему и то первое желание, которое возникло, когда Радов впервые ее увидел, стоя на холме, было правильным. Схватить и сделать своей. Только своей.
- О боже… да, да! - стонала Тая под его руками и губами.
Она станет его. Будет принадлежать ему целиком. Зависеть от него. Иначе на Севере не будет. Независимость это не про общую зимовку, не про крохотный остров, на котором они окажутся взаперти на долгие месяцы темной полярной ночи.
Он сжал ее сосок и легко прикусил чувствительную плоть, и Тая взорвалась от оргазма, по-прежнему улыбаясь даже сквозь стоны. Беспорядочно касаясь его волос, рук, головы, она металась по столу, а он ловил отголоски ее затухающего удовольствия.
Потом поднялся, навис над ней над столом и направил член в нее, не сводя с нее глаз. Радов хотел видеть все эмоции, хотел запоминать их снова и снова.
Самое первое проникновение всегда было острым, чувствительным. Волнительным. В какой бы раз не происходило, Радов ощущал это так, как будто это происходило впервые. Он входил в Таю медленно, наслаждаясь тем, как она все сильнее впивалась в его плечи, как замирала на полувдохе с приоткрытым ртом. Как крепче обхватывала его ногами.
И как вздрагивала всем телом, когда он сильным внезапным ударом погружался в нее до упора.
Он впервые позволил себе оставить темный засос на ее ключице. И на шее, и на груди. Он наконец-то имел на это право.