Читаем Горячий 41-й год полностью

— А что, товарищ майор, может накажем их за наглость? Мы на своей территории и их всего тридцать человек… Подпустим и врежем, — Петька решительно тряхнул пулемётом и все в едином порыве сделали шаг ко мне и я, согласившись, махнул рукой.

— К бою.

Оставив на охране имущества наших проводников мы, пригнувшись побежали к посту наблюдения.

Мы уже отрабатывали вопрос отражения нападения немцев на наш хутор, поэтому позиции заняли быстро и незаметно для противника. Но когда глянул на цепь немцев, медленно приближающаяся к нам через большую поляну, когда то бывшую полем, а сейчас поросшую мелким кустарником, я пожалел, что поддался порыву. Как то сразу вдруг увидел все минусы нашей позиции. Но уже было поздно. Даже если тотчас дать команду на отход, нас бы заметили и отцепиться от противника было бы очень трудно. Одна надежда — подпустить поближе и внезапно открыть огонь. Вполне возможно мы сумеем так уничтожить несколько фашистов, внесём в их ряды сумятицу и тогда инициатива будет на нашей стороне. А через минуту и эта надежда улетучилась: из леса на дороге появилась ещё одна группа немцев и более многочисленная, которая шла по обеим сторонам дороги.

— Чёрт…, чёрт…, — я поглядел на рядом лежащих Максимова и старшину, которых обуревали такие же чувства, что и меня.

— Товарищ майор, чего делать будем? Может быть, отойдём пока не поздно, — лицо старшины было встревоженным.

— Поздно…, уже поздно. Будем драться.

Тем временем немецкая цепь уже была в двухстах метрах от наших позиций, а из леса по полузаросшей дороге выходили всё новые и новые группы немцев.

Я снова чертыхнулся, но уже про себя, мимолётно снова пожалев, что так легкомысленно связался с немцами. А через минуту времени думать о чём то постороннем просто не было.

Громко и солидно заговорил пулемёт, за которым лежал Петька. Знакомый звук, своего — немецкого пулемёта, внёс минутную растерянность в ряды немцев, которые в недоумении остановились и стали оглядываться и кричать в нашу сторону, считая что свои по ошибке открыли по ним огонь. Но потом середина цепи залегла, поняв что это не ошибка, а фланги продолжали тянуть шеи и всё смотрели, что происходит в центре. И тут уже все мои подчинённые обрушили огонь на противника. Немцы мгновенно залегли и открыли ответный огонь. В основном они были вооружены винтовками и у нас в огневой мощи было преимущество, что сразу же возродило надежду на благополучный исход боя.

— Отобьёмся, — мелькнула шалая мысль и тут же погасла. Если передняя цепь лежала на земле и вяло вела по нам огонь, то немцы шедшие сзади группами, быстро и умело рассыпались в цепь и, пригнувшись, перебежками быстро стала приближать к залёгшим. А когда я повёл биноклем по тылам противника, то совсем заскучал от увиденного — там немцы сноровисто расставляли небольшие, переносные миномёты и готовились к открытию огня. А наше преимущество в автоматном огне уже свелось на нет. Первая цепь лежала на земле, отстреливалась, она была плохо заметна среди кустарника и практически не несла потерь от нашего огня. До второй цепи эффективно мог вести огонь только пулемёт, что он и делал. Но и здесь было не всё гладко: как только пулемётный огонь переносился на какую то часть второй цепи, так она сразу же залегала, а другие делали быстрый рывок вперёд. Петька туда направлял огонь и они залегали, зато вторая часть цепи подымалась и бежала в это время вперёд.

Да и первая цепь не только вяло стреляла по нам, но и потихоньку, ползком, двигалась в нашу сторону и уже со ста метров их огонь стал беспокоить нас всё больше. От немцев наконец-то застучали два пулемёта и миномётчики, определившись с целями, выпустили три пристрелочных мины, после чего кучно и точно накрыли наш пулемётный расчёт. Пулемёт сразу замолк, а немцы дружно поднялись и ринулись вперёд и тут же, потеряв убитыми двоих человек, снова залегли. Так дружно ударили наши автоматы, но миномётчики перенесли огонь ещё правее, и стрельба с нашей стороны сразу же ослабла.

— Максимов, дуй к капитану Нестерову — всем отходить на хутор и пусть Григорий Яковлевич сразу же уводит их на новую базу. Нас не ждать, мы прикроем. Николай Иванович — За мной.

Парень мотнул головой и, смешно виляя задом, на карачках быстро и шустро покатил вдоль позиций Мы тоже, правда не на карачках, но сильно пригибаясь, прикрываясь кустами, пеньками и другими препятствиями, двинулись в сторону замолчавшего пулемёта. И через сорок метров наткнулись на Скорикова и Сухомлинова. Скорикову пуля попала прямо в лоб и, вылетев сзади, практически полностью разнесла весь затылок. А вот Сухомлинов умирал: пулемётная очередь попала в грудь. Что ж она там поразила — не знаю, но изо рта толчками вырывалась чёрная кровь. Увидев нас, он потянулся ко мне, что то хотел сказать, но из горла послышалось страшное бульканье — он захлёбывался кровью. Сухомлинов несколько раз быстро-быстро сжал пальцы в кулак и безжизненно обмяк спиной на землю.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза