Горячий 41-й год

— Большую часть оставили в лесу. Замаскировали и завтра вторая группа, по максимуму перенесёт сюда…

Коротко обменявшись впечатлениями о бое, мы с начальником штаба отложили серьёзное обсуждение на потом, а пока пограничники Иван Савельев и Семён Кузиванов споро развели небольшой костёр и быстро приготовили горячую пищи, чему рад был не только я. Все хотели есть, а когда мы разместились вокруг плащ-палатки под развесистой рябиной, я разрешающе мотнул головой и Нестеров из своего вещмешка достал литровую фляжку с самогоном. При общем молчании разлил и мы помянули погибших товарищей. Выпили за здоровье Петьки, то есть красноармейца Сурикова. Хотел этим и ограничится, но посмотрел на подчинённых, которые всё ещё были в напряжённом состоянии и разрешил прикончить фляжку. Да, и честно говоря, и самому было необходимо немного расслабиться. После позднего ужина, начальник штаба распределил график дежурства, включив и себя тоже, но категорично отказав в этом мне — Вы командир! И точка. Ну и ладно.

Покончив с делами, мы с капитаном отошли немного в сторону и присели на замшелое бревно лицом к закатывающему за верхушки леса солнцу.

— Ну что думаешь, начальник штаба? Как жить дальше будем?

Нестеров не спеша достал из кармана пачку немецких сигарет, задумчиво закурил и, выдохнув клуб сизого дыма, осуждающе произнёс: — Дерьмо всё-таки сигареты. Не то что наш Казбек — куришь и получаешь удовольствия. Надо было у Семён Поликарповича табачку попросить… А что я думаю? Хороший урок получили и его надо учесть на будущее. А что насчёт дальнейшего — тут вижу два пути. Первый: остаёмся здесь. Только сразу возникает несколько вопросов. Нам надо расширяться. Даже если нас бы не потрепали немцы — Какую значимую операцию мы могли бы провести? Даже если бы нас было в два раза больше — тридцать шесть человек. Тоже для того чтобы чувствительно щипать немцев — мало. А за счёт кого расширяться будем? Местное население к нам не пойдёт. Они выжидают. Тут пока мы шли сюда, я с Поликарповичем по душам поговорил. Так вот он говорит, что у народа пока только первое разочарование от немцев — они не разогнали колхозы. Немцам пока не до них и какую они позицию займут, тоже не понятно… Так что можем расширяться сейчас только за счёт таких как мы — окруженцев. А сколько их в лесах или по деревням, поди посчитай. Тоже тупиковый путь. А отсюда второй выход: собираемся и идём на восток. До Смоленска тут двести пятьдесят, максимум триста километров. Дойдём. На фронте мы больше пользы принесём. Вот о чём я думаю, товарищ майор.

— Что ж мысли здравые. Серьёзные, примерно точно также и я думаю. — Постепенно темнело и уже дальние деревья превратились в тёмную стену, над которой краснел лишь краешек неба. Мы молчали, каждый думая о своём, потом Нестеров поднялся, бросив мне.

— Я сейчас, — и отошёл к костерку, пару минут копошился над своим вещмешком. Выпрямился и направился в мою сторону. — Тут у меня, товарищ майор, заначка была. Двести грамм чистого спирта. Раз мы мыслим одинаково — так давайте выпьем за то чтобы благополучно добраться до фронта.

Капитан сноровисто вскрыл захваченную от костра банку немецких консервов и протянул мне солдатскую фляжку.

— Что ж, За удачу, — Хлебнул из горлышка и придавил дыхание, пережидая пока спирт провалится горячим комком в желудок, а дождавшись протянул фляжку Нестерову. Пододвинул банку консервов и, зацепив большой кусок консервированного мяса, стал его жевать. Разговор был не закончен и точку ставить было рано. Дождавшись, когда капитан выпил и с удовольствием закусил, я спросил своего помощника.

— Слушай, а вот мне любопытно: если я останусь здесь воевать — Ты останешься или уйдёшь? Сразу хочу сказать — если захочешь идти, я держать или запрещать не буду.

Нестеров несколько озадаченно посмотрел и похлопал по карманам: — Всё таки я пойду и попрошу махорки у Поликарповича, — встал и ушёл, а через пару минут вернулся. Свернул цигарку и с наслаждением затянулся. Я ему не мешал и не торопил.

— Во…, вот это курево, — в восхищении сделал ещё одну затяжку и спросил почти трезвым голосом, — я так понимаю, что вы уже имеете какой то план. Осветите его, и если он приемлем почему бы и не остаться.

— План…, план, — ворчливо пробурчал я, — а если без плана. Не останешься — Да? Нет у меня плана. Есть только мысли. Вот их и послушай. А потом решай, что делать. Захочешь уходить, что ж — иди… Слова укора не скажу. Тем более что уходишь не отсиживаться в деревне, а уходишь к фронту — бить фашистов. У каждого свой путь. Ты сейчас размышлял как кадровый военный, но ты почему то забыл, что в нагрудном кармане у тебя лежит ещё и партийный билет. А я про свой партийный билет и долг помню, поэтому буду рассуждать не только как военный, но и как коммунист.