Читаем Горячий 41-й год полностью

— Да, нас мало. И насчёт расширения за счёт местного населения — ты правду сказал. Не пойдут они сейчас к нам. Продуктами помочь — помогут. Спрятать, если что — спрячут. Но воевать против немца, вот сейчас — не пойдут. А что ты думал? Власть убежала и не успела ничего организовать, не сумела или не успела заложить базы и склады с оружием, для разворачивания сопротивления врагу. Большинство мужиков в армии. В окрестностях кроме окруженцев, которые таясь крадутся на восток, никого нет. Вот и думай, что делать — оружия нет, идти некуда. Дай бог, когда развернёмся — зимой, весной пойдут. Не раньше. А в это время мы должны бить здесь немцев, показывать местному населению — что врага нужно и можно уничтожать везде, в том числе и в этой местности, а не ждать когда придёт Красная Армия и освободит их. Это одна часть моих размышлений. Как кадрового военного.

А теперь размышления как коммуниста. Только сначала вопрос — Куда деть Григория Яковлевича и Семёна Поликарповича? Они ведь поверили нам и идут за нами. Что будут делать комсомольцы с районного центра, когда мы уйдём? Ими же надо руководить. Раз мы здесь — значит мы здесь советская власть. Надо подымать людей. Надо их шевелить. Ты не видел Григория Яковлевича, когда мы пришли в его деревню. Он был озлоблен на бросившую его власть: беззащитный, растерянный, не знающий — Что делать? Как защитить и сохранить внуков, невесток? А сейчас он знает. Он и Семён Поликарпович имеют оружие и хрен они кому его так просто отдадут. Комсомольцы знают, что они работают на тех, кто в лесу. И всё это оттого, что мы тут только находимся. А если начнём действовать? Сколько помощников появится? А?

А план? План есть. Сырой, не продуманный, но есть. Правда придётся хорошо подумать, но на то мы и командиры, чтобы думать. Завтра приходит со второй группой Максимов и я его на неделю отправляю домой. По его информации в районном центре есть лагерь военнопленных. Так вот, задача у него будет следующая. Сколько там пленных? Какая охрана? Куда и на какие работы их выводят? Ну и другие вопросы. Вот за счёт их и попытаемся на первое время расшириться. Но здесь возникает следующие вопросы. Сколько людей нам нужно? Где взять продукты, чтобы их подкормить? И оружие — Где его взять? Вот если решим эти вопросы — тогда всё будет у нас в порядке.

— Андрей Сергеевич, давай поступим следующим образом. Подумай. А завтра утречком доложишь своё решение. Захочешь уйти, ну что ж — не судьба вместе повоевать. Иди — значит твоё место там.

Глава третья

— Это Третьяков… Точно он…, — Зейдель кивнул головой на крайний труп: убитые при операции русские были выложены в ряд во дворе полиции. Дитрих озадаченно посмотрел на мёртвое тело и с недоумением протянул, встревожено глядя на коменданта.

— Курт, но это же рядовой русский солдат… С чего ты взял что это майор Третьяков? Ему же лет двадцать…

— Да нет. Ты меня неправильно понял. Это солдат с группы майора Третьяков. Я его узнал. Он в том бою был… Ну… когда меня…

— А, ну тогда понятно. А то у меня уже нехорошие мысли пошли насчёт твоего психического здоровья. А остальные?

Зейдель носком сапога пошевелил голову следующего убитого. Слегка наклонился над другими, внимательно осмотрел и выпрямился: — Нет, этих не знаю. Тем более, что двое гражданские. Жалко Третьякова упустили, жалко. Ну, ничего, ещё словим.

— Дьяков, — Зейдель повелительно махнул рукой и начальник полиции, стоявший недалеко, с готовностью подскочил к немецким офицерам. Остальные полицейские настороженно наблюдали издалека за неожиданным визитом немецкого начальства. — Дьяков, этих русских солдат похоронить, а этих двух оставить. Это явно не деревенские, а откуда то отсюда. Конечно, их сейчас не узнать, но надо перекопать весь город. Узнать кто они? Это приказ. Как вы это выполните — это на ваше усмотрение. В конце-концов это ваш город…

В кабинете у Краузе, куда Дитрих пригласил Курта, обер-лейтенанты устало опустились в кожаные кресла и посмотрели друг на друга.

— Выпьешь? — Зейдель кивнул головой и, откинувшись на спинку кресла стал бездумно рассматривать потолок. Думать ни о чём не хотелось, но мысли всё равно упорно возвращались к этому проклятому Третьякову. Вроде бы прочёсывание подозрительных мест удалось. Несколько дней и совершенно случайно наткнулись на базу Третьякова. Банду его разбили, но вот он сам — ушёл. Конечно, есть надежда что он теперь уйдёт отсюда. Но что то подсказывало — он ещё напомнит о себе. Утром в комендатуру заезжал командир батальона, который был отведён сюда на отдых. Майор Циммерман был мрачен. В ходе боя погибло пять солдат и офицер. Ещё тринадцать были ранены, одному из них отняли ногу. Зейдель выразил своё сожаление по поводу гибели и ранения его подчинённых, на что Циммерман жёлчно заметил — что его солдаты погибли из-за плохой работы здешней администрации и что батальон прибыл сюда не воевать, а отдыхать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза