Горячий аккорд (сборник)

Так велика же память у сельчан?!
Домишка три от прежнего посёлка,
каскад берёз да кладбища курган,
на месте магазина – сруб-плетёнка,

но крепко помнят: застрелился дед,

мой пращур и строитель дома то бишь,
когда увёл табун не раб-сосед,
а те, кого кнутом не остановишь

и револьвером тоже не возьмёшь, –

красногвардейцы – смелая бригада.
В тот день по дому пробегала дрожь,
а из людской кричали вслед: «Не надо!..
Куда ведёте?.. Нас прокормит кто ж?»

Лошадкам сена выдали в запас,

бока и морды тряпкой обтирали,
и лошади себя
    в столь страшный час
важнейшими на свете ощущали.

«За домом, что когда-то был вокзалом…»

За домом, что когда-то был вокзалом,
и детским садом, и именьем был,
всю ночь моя прабабушка лежала,
когда прадед на небо уходил.

Из револьвера застрелился вскоре,

как увели с крыльца его табун:
не признавал ни слабости, ни горя –
ни клокотанья в сердце ржавых струн.

«На станции, где свет давно погас…»

На станции, где свет давно погас,
где колея, поросшая травой,
я знаю, в летний час и в зимний час
по шпалам бродит гордый прадед мой.

Он круче дома на земле стоит,

пусть столько лет в аду или в раю,
и дом, быть может, вскорости сгорит,
но только он останется в строю.

И будет жить, как эти дерева,

что смотрят в небо, –
хоть за веком век, –
а всё под ними теплится трава,
а всё их ветви радует рассвет.

Но час придёт – и возродится дом

на месте том,
    где нынче ставен стук.
И станет прадед ангелом при нём.
Так разомкнётся и замкнётся круг.

«На белых стенах лист календаря…»

На белых стенах лист календаря.
В нём первая страница января.
И мир, что важно так наполнил дом,
с трудом сегодня уместился в нём.

С трудом поверил в то,

что Новый год
уже прошёл,
потом – ещё пройдёт.

Мне смена красок наступивших дней

теперь привычней, проще и скучней.
И я, и дом
тоскуем об одном:
не станет новый день
вчерашним днём.

IV. Настанет день

«Ты меня не спрашивай отчаянно…»

Ты меня не спрашивай отчаянно:
«Что случилось с нашею судьбой?»
Разошлась судьба у нас нечаянно,
разошлись с судьбой
и мы с тобой.

И теперь

бездушно-половинчаты,
беспардонно святы и легки.
Ты меня возьми
и с ходу вылечи,
от моей печали и тоски.

Только ты меня теперь не чувствуешь…

Год промчался…
Всё, что было, ложь.
Ты меня во мне –
родную, лучшую –
никогда на свете не найдёшь.

«Ещё вчера, казалось, будет чудо!..»

Ещё вчера, казалось, будет чудо!
Московский вечер тёмными кругами
спускался с неба.
Мытая посуда
на двух столах сияла жемчугами.

И ты смотрел задумчиво и просто,

и ничего не пелось, не писалось,
затем что в нашем доме были звёзды,
которых больше в мире не осталось.