Горячий контакт

Второй – покажите мне план борьбы с хроническими болезнями у так называемых здоровых.

Я выразительно посмотрел на Любаревич, хотя в большей степени хотелось увидеть лица товарищей пилотов и командиров.

Медик не испугалась таким вопросам, наоборот, она прогнулась с грацией волчицы и ехидно мне улыбнулась. Потом встала в позу примерной ученицы, которую незаслуженно обидел строгий учитель.

Пилоты задвигались, мне показалось, что сейчас они создадут стенку, прикрывая Любаревич. Эх, я бы тоже прикрыл.

Ардашев разрядил ситуацию.

– Товарищ представитель главкома, – примиряюще сказал он. – вы понимаете, что в условиях постоянного наращивания сил саргами в воздушной зоне Москвы и высокого патриотического духа пилотов отстранить их от боевых действий стало невозможно.

– Понимаю, – согласно кинул я.

– Помимо этого, есть распоряжение начальника штаба Московского военного округа о разрешении использовать ограниченно годных пилотов на добровольческих началах.

– Где оно? – живо поинтересовался я.

– Устное, – разочаровал меня Ардашев. Я распорядился:

– Командир полка и командиры эскадрилий, начальник отдела кадров и полковой врач, даю вам двое суток для наведения порядка. Доклад об обнаруженных непорядках будет направлен Ладыгину. Пока только ему. Понятно?

Глава 20

День накладывался на день. В элитной части новичков не бросали в бой, как щенят в воду. Кадровая политика. Или был какой-то негласный приказ. Но летал я мало, иной раз по паре раз в неделю. Учили, правда, много. Так много, что пухла голова. Держался, помня слова Александра Васильевича об учении.

Общая военная ситуация была очевидна и без анализа отдельных примеров. Попытка отбросить саргов с орбиты над Москвой закончилась кровавой мясорубкой с обоих сторон. Я слышал, что одна авиадивизия была расформирована, а две пришлось отвести на переформирование – от них почти ничего не осталось. Сарги, правда, тоже понесли большие потери и на какое-то время перестали крупными силами показываться над Москвой. Союзникам России тоже приходилось туго. ВВКС НАТО сумели оградить Европу от беспощадной бомбардировки, но им это обошлось в несколько тысяч кораблей, что практически обескровило имеющиеся регулярные авиационные части.

Свои права представителя я использовал мало. Наличие проверяющего в дивизии, и, главное, переключение политики командиров от бравады к дисциплине заставило пилотов быть поаккуратнее.

Единственно, кто открыто выступил против меня, вполне естественно стала капитан медицинской службы Любаревич Валентина Сергеевна. О нет, она не устроила бунт и не побежала со слезами к комдиву. Ардашев дал ей три наряда, сквозь пальцы посмотрев на их выполнение. Я-то как раз посмотрел. Наряды были полностью выполнены. Разговаривала она со мной очень вежливо и даже подробно объяснила мне состояние моего здоровья. Оказывается, у меня не все в порядке с коленом (ушиб еще в университете) и она порекомендовала пройти курс физиотерапии. Я согласился и попытался удрать. Наивные мечты! Блокированная дверь остановила меня через три шага. Конечно, моя электронная печать откроет любую дверь, но, в конце концов, это уж совсем похоже на бегство. Я гордо вернулся обратно. Любаревич улыбнулась… чуть-чуть.

Кроме того, – она посмотрела файл с рентгеновым снимком. – У вас была ранена и искалечена рука. Вы ее не лечите. Почему?

Кажется, мы поменялись местами. Теперь меня воспитывают, мажут лицом об стол.

Я сделал постное лицо.

– Государственные дела, товарищ Любаревич, требуют пренебрегать своими интересами. В том числе здоровьем.

Судя по всему, врачиха тайком ела лимон. Во всяком случае, мимика ее на мои слова была очень кислая.

Я покровительственно улыбнулся.

– Не скоморошничайте, товарищ лейтенант.

– Как можно, товарищ капитан.

Любаревич скрипнула зубами. Пришла в себя.

– До тех пор, пока я не проведу глубокое исследование руки, я вас к полетам не допущу.

– Разумеется, товарищ капитан, это не только ваше право, но и обязанность.

– Я в вас чем-нибудь запущу, – не выдержав, улыбнулась Любаревич. Но тут же спохватилась и сделала серьезное лицо.

Она посадила меня в МУУПД, где сделала четырехмерный компьютерный снимок с трехсекундной задержкой. Медицинский компьютер скушал полученную информацию и провел ее анализ. Любаревич принялась изучать данные на мониторе, хмыкая и мыкая. По-видимому, снимок получился интересным, типа комикса. Я бы тоже посмотрел.

– Товарищ капитан, а можно, – Я попытался выгнуть шею так, что увидеть материал на мониторе.

Любаревич ловко повернула монитор так, что я ничего не увидел.

– Товарищ лейтенант, это секретная информация.

Я смирился. Только спросил:

– Летать-то я могу?

Любаревич нейтрально сказала:

– Нет ничего невозможного.

Я ее убью!

– Скажите, – Любаревич сменила тему. – А вас при каких условиях ранило?

Так я ей скажу!

– Стреляли.

– Вы хотя бы помните, кто вас оперировал?

– Никак не мог, мне вкололи наркоз.

– Вы несносный, наглый и бестолковый мальчишка.

Любаревич надула губы и стала читать мой медицинский файл:

– Ранен в боях в стратосфере около Астрахани.