Горянка

Лохматые тучи нависли
Над морем и дальней горой.
И осень в студенческих письмах
Свой след оставляет порой.

Все ново на первом семестре,

Кругом интересного — тьма.
Пусть дома, в родимом семействе,
Узнают о том из письма.

Уже на рассвете морозит,

На юг потянуло гусей.
И кто-то деньжат уже просит
Прислать на пальто поскорей.

Спешат из аулов нагорных

К студентам посылки.
                                И в них
Находится белых и черных
Немало вещей шерстяных.

Шарфы, башлыки и перчатки,

Из козьего пуха платки,
Жакеты на теплой подкладке
И вязки цутинской носки.

Под небом, что сделалось строже,

Летят Асият моей дни,
Но чем-то с апрельскими схожи
Счастливыми днями они.

Багрянцем и золотом ясень

Осыпал приморский бульвар.
Скучать не приходится Асе:
То лекции, то семинар.

То снова над книгой склонится

В том зале моя Асият,
Где шелест рождают страницы,
Где шепотом лишь говорят…

Влюбленный коня через пропасть

Бросает, настойчив и смел.
Преодоленная робость —
Влюбленной горянки удел.

Проводит почти каждый вечер

С Юсупом теперь Асият.
То падает дождь им на плечи,
То под ноги листья летят.

Иль купит заранее в кассе

Юсуп два билета в кино
И шепчет там на ухо Асе
Заветное слово одно.

Иль снова они на галерке

В театре бок о бок сидят
И хлопают в шумном восторге,
Чтоб спела еще Рагимат

(Поет свои песни артистка

На десяти языках),
Звучит ли на сцене даргинский
Кумуз у артиста в руках,

Звенит ли волшебницей лакской,

Как будто в ауле, зурна, —
Глядит на любимую с лаской
Юсуп: «Как прелестна она!»

Любви их волшебные нити

Чисты и светлы, как апрель,
Когда Асият в общежитье
Вернется и ляжет в постель,

Она, о Юсупе подумав,

Ресницы смежит и уснет.
И, может быть, вновь к ней угрюмый
Отец в сновиденьях придет.

Ладонь — не приветствия ради —

На сердце положит: болит,
Все чаще приходится за день
Класть руку на сердце, как щит.

Он скажет:

                «При людях не в силе
Я гнев свой неправым признать.
Сам выгнал тебя я.
                            В могиле
Мне было бы легче лежать.

Теперь ни тебя, ни Махача —

Забыл меня, видно, аллах…»
Иль явится мать к ней и, плача,
Вздыхая, промолвит в слезах:

«Одна я и в доме и в поле,

Все валится нынче из рук.
Письмо написала б ты, что ли,
Спасла б меня, дочка, от мук.

Велел бы, шумя для порядка,

Отец его бросить в огонь,
Но сам прочитал бы украдкой,
К груди прижимая ладонь…»

Спит все общежитье устало.

Еще далеко до светла,
Но Ася встревоженно встала,
Настольную лампу зажгла.

И, вспомнив печальную маму,

Достала перо Асият.
В тиши об оконную раму
Дождинки стучат и стучат.

* * *