Горящая земля

Разумеется, с самого начала датчане были застигнуты врасплох нашим нападением. Они думали, что люди Стеапы отступили на рассвете, а вместо этого мы пошли на штурм. Но внезапность нападения не уменьшила их решимости и не подарила нам большого преимущества. Враги быстро оправились, они мужественно сражались, и, если бы мы не заставили пчел присоединиться к бою, датчане наверняка отбили бы нашу атаку. Но человек, которого кусает рой разъяренных пчел, не может как следует сражаться, поэтому мы ухватились за этот маленький шанс добраться до парапета.

А теперь мы открыли ворота, и саксы перебирались через ров и врывались в крепость… И датчане, ощутив, что произошла катастрофа, сломались.

Я так часто это видел! Воин сражается, как герой, делает женщин вдовами и детей сиротами, заставляет поэтов находить новые слова, чтобы описать его подвиги, а потом, совершенно внезапно, падает духом.

Сопротивление превращается в ужас.

Датчане, которые мгновение назад были страшными врагами, внезапно стали людьми, отчаянно ищущими безопасное место.

Они бежали.

Было только два места, куда они могли устремиться. Некоторые, менее удачливые, отступили к строениям на западном конце крепости, в то время как большинство протиснулись через ворота в длинной южной стене – ворота вели к деревянному причалу на берегу реки. Даже в отлив она была слишком глубока, чтобы перейти ее вброд, а моста там не было; вместо моста поперек русла был пришвартован корабль. И теперь датчане перебирались через его скамьи, чтобы добраться до берега Канинги, где ожидали те, кто не принимал участия в защите крепости.

Я послал Стеапу, чтобы тот очистил остров, и он повел телохранителей Альфреда через импровизированный мост, но датчане были не в настроении встречаться со Стеапой. Они бежали.

Несколько датчан, очень немногие, спрыгнули с южных и восточных укреплений, чтобы вброд перейти через ров, но в болотах были всадники Веостана, которые быстро и жестоко расправились с этими беглецами.

Куда больше датчан осталось внутри крепости, отступив к самому дальнему концу и построившись неровной «стеной щитов», – она сломалась под молотящими клинками саксов.

Вопили женщины и дети. Выли собаки. Большинство женщин и детей были на Канинге и требовали, чтобы их мужчины садились на корабли. Безопаснее всего датчанин чувствует себя на своем корабле. Когда все идет наперекосяк, воин возвращается в море и позволяет судьбе унести его туда, где перед ним откроется другая возможность разбогатеть.

Но большинство датских кораблей вытащили на берег, потому что судов было слишком много, чтобы поставить их все на якорь в узком русле.

Люди на Канинге бежали от атаки Стеапы. Некоторые вброд перешли реку, чтобы погрузиться на те суда, что были на плаву, но тут ударил Финан.

Он ждал до тех пор, пока люди, охранявшие восточный конец устья, не отвлеклись при виде кошмара, разворачивающегося на западе, и тогда повел своих восточных саксов – все они были из гвардии Альфреда – через заливаемый во время прилива берег.

– Дураки только-только приподняли борт судна, обращенный к морю, – позже рассказал мне Финан, – поэтому мы напали с другой стороны. Это было легко.

Я в том сомневался. Он потерял восемнадцать человек убитыми и почти тридцать тяжелоранеными, но захватил корабль. Финан не мог ни пересечь реку, ни перекрыть ее, но он был там, где я хотел.

А мы бились в крепости.

Саксы мстили за дымы над Мерсией. Они истребляли датчан. Мужчины пытались защитить свои семьи, крича, что они сдаются, но их рубили топорами и мечами. Большинство женщин и детей вбежали в большой дом – именно там собиралась огромная добыча Хэстена, которую сюда присылали.

Я плавал во Фризию, чтобы найти зал с сокровищами, а вместо этого нашел его в Бемфлеоте. Кожаные мешки, раздувшиеся от монет, серебряные распятия, сундуки с золотом, груды железа, слитки бронзы, кучи шкур. Я нашел клад.

В зале было темно. Несколько солнечных лучей пробивались через маленькие окошки восточного фронтона, увешанного бычьими рогами, но, кроме этих лучей, единственным источником света служил центральный очаг – вокруг него и громоздилось сокровище.

Его выставили напоказ. Оно говорило датчанам Бемфлеота, что Хэстен, их господин, будет дарителем золота. Люди, поклявшиеся в верности Хэстену, разбогатеют – и им достаточно было войти в этот зал, чтобы увидеть тому доказательство.

Они могли глазеть на сияющий клад и видеть новые корабли и новые земли. То был клад Мерсии, только вместо дракона его охраняла Скади.

А она была злее любого дракона.

Думаю, в тот момент ее пожирала ярость, ввергнувшая ее в ужасное безумие. Она стояла на груде драгоценностей, ее черные волосы, не покрытые шлемом, спутались дикими прядями. Она вопила, бросая нам вызов. Черный плащ свисал с ее плеч, а под ним была кольчуга, поверх которой Скади нацепила столько золотых цепей, сколько смогла подобрать из груды добычи.

Позади нее на высоком помосте, где стоял огромный деревянный стол, съежились женщины и дети. Я увидел там жену Хэстена и двух его сыновей, но они боялись Скади не меньше, чем нас.