– Создание золота, – сказал я.
– Глупый. – Она улыбнулась.
– Что теперь будет?
– Мне думается, – ответила Этельфлэд, осторожно отодвинувшись от меня и снова натянув на голову капюшон, – мой муж попытается тебя убить.
– И он может призвать… – Я помедлил, размышляя. – Пятнадцать сотен натренированных воинов?
– По меньшей мере.
– Тогда я не вижу никаких трудностей, – легко проговорил я. – У меня около сорока.
И тем полуднем появились первые мерсийские воины.
Они прибывали группами, по десять или двадцать человек, – приезжали с севера и опоясывали монастырь широким кордоном.
Наблюдая за ними с колокольной башни, я насчитал сотню воинов, а новые продолжали прибывать.
– Те тридцать человек в деревне, – спросил я Этельфлэд, – им полагается помешать тебе уйти?
– Им полагается сделать так, чтобы монастырь не получал еду, – ответила она, – но они не очень-то в этом преуспели. Припасы доставляют через реку на лодках.
– Они хотели уморить тебя голодом?
– Мой муж думал, что это вынудит меня уйти. И тогда пришлось бы вернуться к нему.
– А не к твоему отцу?
Этельфлэд поморщилась:
– Он бы просто отослал меня обратно к мужу, не так ли?
– Твой отец и вправду бы так поступил?
– Утред, брак – священен, – произнесла она почти устало. – Он освящен Богом, и ты знаешь, что отец не оскорбил бы Бога.
– Тогда почему бы Этельреду просто не приволочь тебя обратно силой?
– Вторгнуться в монастырь? Мой отец такого бы не одобрил!
– Не одобрил бы, – согласился я, наблюдая за большой группой всадников, появившейся с севера.
– Они ждут, что отец в любую минуту умрет, – добавила Этельфлэд, и я понял, что «они» – это моей кузен и его друг Алдхельм. – И они все ждут этого.
– Но твой отец жив.
– Он поправляется, слава Господу.
– А вот теперь начинаются проблемы, – проговорил я, потому что новый отряд всадников, не меньше пятидесяти человек, ехал под знаменем.
Значит, тот, кто приказал воинам сторожить монастырь, явился сюда сам.
Когда всадники приблизились, я увидел, что на знамени изображен крест из двух военных топоров с большими лезвиями.
– Чей это знак? – спросил я.
– Алдхельма, – без выражения произнесла Этельфлэд.
Теперь монастырь окружали две сотни человек, и Алдхельм, верхом на черном жеребце, остановился в пятидесяти шагах от ворот. Его телохранителями служили два священника и дюжина воинов. На щитах красовался знак их господина – крест из топоров; эти мрачные люди собрались сразу за Алдхельмом и, как и их господин, в молчании смотрели на закрытые ворота.
Знал ли Алдхельм, что я внутри? Он мог это предполагать, но сомневаюсь, что знал наверняка. Мы быстро проехали через Мерсию, держась ее восточной части, где были в силе датчане, поэтому немногие в сакской Мерсии осознали, что я явился на юг.
Однако Алдхельм, возможно, подозревал, что я здесь, потому что не сделал попытки войти в монастырь. Или же ему были отданы приказы не оскорблять Бога, совершая такое святотатство. Альфред мог простить Этельреда за то, что тот сделал Этельфлэд несчастной, но он бы никогда не простил оскорбления Бога.
Я спустился во двор.
– Чего он ждет? – спросил Финан.
– Меня, – ответил я.
Я оделся для боя. Облачился в сияющую кольчугу, опоясался мечом, надел высокие сапоги. На мне был увенчанный волком шлем, я держал щит со знаком волка и решил взять военный топор в придачу к двум вложенным в ножны мечам.
Приказав открыть одну створку ворот монастыря, я вышел один.
Я не был верхом, потому что не мог себе позволить купить натренированного для боя верхового коня.
Шел молча, а люди Алдхельма наблюдали за мной. Если бы у Алдхельма была хоть крупица храбрости, он бы подъехал ко мне и изрубил длинным мечом, висевшим у него на поясе. Даже не имея храбрости, он мог бы приказать своей личной страже меня прикончить, но вместо этого просто таращился на меня.
Я остановился в дюжине шагов от него, прислонил к плечу боевой топор и откинул нащечники шлема, чтобы воины Алдхельма увидели мое лицо.
– Люди Мерсии! – прокричал я так громко, что меня услышал не только отряд Алдхельма, но и войска восточных саксов на дальнем берегу реки. – В любой день ярл Хэстен атакует вашу страну! Он явится с тысячами людей. Голодных людей, копьеносных датчан, датчан с мечами, датчан, которые изнасилуют ваших жен, возьмут в рабство ваших детей и заберут ваши земли. То будет армия гораздо больше орды, которую вы победили у Феарнхэмма! Кто из вас был при Феарнхэмме?
Люди переглядывались, но никто не поднял руку и не прокричал, что присутствовал при той великой победе.
– Вы стыдитесь своего триумфа? – спросил я. – Вы учинили побоище, которое будут помнить, пока мужчины живут в Мерсии! И вы этого стыдитесь? Сколько из вас были при Феарнхэмме?
Некоторые собрались с храбростью и подняли руки, один человек ликующе крикнул, и внезапно большинство из них разразились громкими приветственными криками. Они приветствовали самих себя.
Сбитый с толку Алдхельм поднял руку, чтобы призвать к тишине, но никто не обратил на него внимания.