Бой завершился. Поддерживавшие его люди погибли или были разоружены, а воины, принявшие мою сторону, образовали круг, в котором мы и оказались. Алдхельм вцепился в поводья и уставился на меня. Он открыл рот, но не нашел слов.
– Слезай, – приказал я и, когда Алдхельм заколебался, крикнул снова: – Слезай!
Я посмотрел на Беорнота, который вернул себе коня:
– Отдай ему свой меч.
Алдхельм нетвердо держался на ногах. У него был щит, а теперь он получил меч Беорнота, но в нем не было боевого задора. Он скулил. Никакого удовольствия в убийстве такого человека нет, поэтому я сделал это быстро. Один выпад поверх его щита со скрещенными топорами, выпад, заставивший его вскинуть щит, – и я опустил Вздох Змея прежде, чем клинок ударился о дерево. Я рубанул Алдхельма по левой лодыжке с такой силой, что уронил его. Он упал на одно колено, и Вздох Змея попал ему в шею, сбоку. Алдхельм носил под шлемом кольчужный капюшон, и звенья выдержали, но удар опрокинул его в лужу, а я ударил снова, на этот раз разрубив ворот кольчуги, так что кровь брызнула на ближайшего всадника.
Алдхельм дрожал и плакал, и я тащил клинок на себя до тех пор, пока его кончик не оказался в рваной ране, в мешанине крови и изувеченной кольчуги. Потом с силой вонзил клинок в его глотку и повернул. Он трясся, из него хлестала кровь, как из свиньи, а потом Алдхельм умер.
Я выбросил его знамя в Темез, поднес ко рту сложенные ладони и прокричал людям на другом берегу реки:
– Скажите Альфреду, что Утред Беббанбургский вернулся!
Только теперь я сражался за Мерсию.
Этельфлэд настояла на том, чтобы Алдхельм получил христианское погребение. В деревне была маленькая церковь, чуть больше коровника, с крестом, приколоченным к крыше, а вокруг нее – кладбище, где мы выкопали шесть могил для шести мертвецов.
Уже имевшиеся могилы были едва отмечены, и одна из лопат вонзилась в труп, разорвав шерстяной саван, так что выплеснулся вонючий жир и показались ребра.
Мы положили Алдхельма в эту могилу. Поскольку многие мерсийцы были его людьми, а мне не хотелось подвергать их верность еще большему испытанию, я позволил им похоронить его в прекрасных одеждах и кольчуге. Но я оставил себе его шлем, золотую цепь и коня.
Отец Пирлиг помолился над свежими могилами, а потом мы ушли.
Мой кузен, очевидно, находился в своем поместье рядом с Глевекестером, поэтому мы поехали туда.
Теперь я возглавлял больше двухсот человек, в основном мерсийцев и, без сомнения, в глазах моего кузена – мятежников.
– Ты хочешь, чтобы я убил Этельреда? – спросил я Этельфлэд.
– Нет! – потрясенно ответила она.
– Почему?
– А ты хочешь стать повелителем Мерсии? – парировала она.
– Нет.
– Он – главный олдермен Мерсии и мой муж. – Этельфлэд пожала плечами. – Может, я его и не люблю, но я за ним замужем.
– Ты не можешь быть замужем за мертвецом.
– Убийство все равно грех, – ласково сказала Этельфлэд.
– Грех! – пренебрежительно бросил я.
– Некоторые грехи настолько плохи, что пожизненной епитимьи не хватит, чтобы их искупить.
– Тогда позволь мне согрешить, – предложил я.
– Я знаю, что у тебя на сердце. И если я тебя не остановлю, я буду так же виновна, как и ты.
Я что-то рыкнул в ответ, потом коротко кивнул людям, опустившимся на колени, пока мы проезжали через их деревню, состоящую из тростниковых крыш, навоза и свиней.
Здешние жители понятия не имели, кто мы такие, но увидели кольчуги, оружие и щиты. Они будут сдерживать дыхание до тех пор, пока мы не исчезнем из виду, но я подумал, что скоро этим же путем могут двинуться датчане и тогда тростник будет сожжен, а детей продадут в рабство.
– Когда ты будешь умирать, – сказала Этельфлэд, – ты захочешь, чтобы у тебя в руке был меч.
– Конечно.
– Почему?
– Ты знаешь почему.
– Чтобы ты отправился в Валгаллу. Когда я умру, Утред, я отправлюсь на Небеса. Ты откажешь мне в этом?
– Конечно нет.
– Тогда я не могу совершить такой ужасный грех, как убийство. Этельред должен жить. Кроме того, – она улыбнулась, – мой отец никогда не простит меня, если я стану убийцей Этельреда. Или разрешу тебе его убить. А я не хочу разочаровывать отца. Он мне дорог.
Я засмеялся:
– Твой отец в любом случае разозлится.
– Почему?
– Потому что ты попросила меня о помощи, конечно.
Этельфлэд бросила на меня пытливый взгляд:
– А кто, как ты думаешь, предложил, чтобы я попросила тебя о помощи?
– Что?
Я разинул рот, а она засмеялась.
– Твой отец хотел, чтобы я за тобой пришел? – недоверчиво спросил я.
– Конечно!
Я почувствовал себя дураком.
Спасся от Альфреда, только чтобы обнаружить, что он притащил меня на юг! Пирлиг, должно быть, знал об этом, но промолчал.
– Но твой отец меня ненавидит!
– Конечно нет. Он просто думает, что ты – очень непослушная гончая, которую надо время от времени пороть кнутом.
Этельфлэд улыбнулась извиняющейся улыбкой и пожала плечами:
– Он знает, что на Мерсию нападут, Утред, и боится, что Уэссекс не сможет ей помочь.
– Уэссекс всегда помогает Мерсии.
– Он не сможет помочь, если датчане высадятся на побережье Уэссекса.
Я чуть было не расхохотался.