Горящие сосны

Он еще какое-то время пребывал в раздумье, но вот снова ступил на тропу, стараясь не смотреть по сторонам, а особенно на речные катера, которые чем-то напомнили чернильные кляксины на белом листе бумаги, предназначавшиеся для выражения слабой человеческой мысли. И это, хотя и не сразу, удалось, и тогда он углубился в себя, в те тихие, сладостные чувства, что неизменно жили в нем, хотя бы порой и отодвигаясь далеко, на самые закрайки подсознания. Он знал, что следом за ними придут мысли, чистые и ясные, ничем не напоминающие о сансаре. Они, эти мысли, уведут туда, где блаженствует дух человеческий, а точнее, энергия его мысли. О, это удивительное состояние соединенности с Буддой!.. Когда бы это зависело от Агвана-Доржи, он не расставался бы с ним! Но это зависело не только от него, а еще и от тех желаний, что переполняли земную жизнь и были коварны и жестоки, а часто и сильнее его личной воли. Они напомнили о себе, когда монах поднялся на невысокое взгорье, припорошенное темно-бурым снегом, и увидел улус, кое-где подымливающий черными трубами, а еще скопище людей, и услышал тихое, по-волчьи скулящее завывание, как если бы непогодье уже опустилось на коченеющую землю и принялось отплясывать свой безумный танец. Захотелось узнать, что там происходит, и это было одно из тех желаний, которые противно естеству обладали властью над ним, а потом пришли другие, и вскорости порушили благостное, и тогда он заспешил, засуетился, заспотыкался едва ли не на ровном месте, и время спустя оказался рядом с людским скопищем. Тут-то и понял, что происходит. Выяснилось, у местного нойона[5] сдохла любимая собака, и он решил похоронить ее по-людски. Повелел работным людишкам сколотить гроб и вырыть сразу же за улусными строениями могилу, и вот теперь, крепкотелый, скуластый, в длиннополой шубе, шел, медленно и как бы даже с неохотой передвигая ноги, следом за гробом, который несли его приятели, тоже нойоны, правда, помельче и послабже духом, чем он сам, приехавшие по его слову. А в гробу лежала собака и мертво скалилась, и Агван-Доржи подумал, что она смеялась над теми, кто пришел проводить ее в последний путь. Была она злобная и как бы понимающая про хозяйскую силу, отчего не однажды кидалась на людей, а как-то раз чуть ли не до смерти загрызла старого конюха, в прежние, колхозные времена водившего табуны по долине. Когда же сказали про это хозяину, он только посмеялся: дескать, эк-кий непутевый Гомбушка, заместо того, чтобы приласкать собаку, волком глядел на нее. Вот и получил…

Теперь собака лежала в гробу, и все, кого она терпеть не могла при жизни, шли в толпе, понуро опустив головы, и вздыхали, как бы даже жалея ее. Был среди них и старый Гомбо, лишь в полнолунье, мучительно долго пролежав в постели болящего, поднявшийся на ноги. Греховодно сердце собаки нойона, хотя бы уже и омертвевшее, почуяв присутствие на похоронах старого недруга, она позлорадствовала в слабом своем духе. Гомбо почувствовал это и растерялся, оглянулся назад, выискивая лазейку, чтобы уйти отсюда, а не найдя, понуро поплелся дальше.