Горящий лабиринт

Его выражение лица говорило: «На случай, если мы воспламенимся, и никто о нас никогда не услышит».

Мне не нравилось выражение лица Гроувера.

— Время ботинок, — сказала Мэг.

Я понял, что она смотрит на меня.

— Что?

— Ботинки, — она указала на сандалии, свисающие с моего пояса.

— Ах да, — я сдёрнул их с пояса. — Полагаю, эм, никто из вас не хочет их примерить?

— Неа, — сказала Мэг.

Гроувер вздрогнул.

— У меня был плохой опыт с заколдованной обувью.

Я не испытывал пламенного желания обувать сандалии злобного императора. И побаивался, что они превратят меня в жаждущего власти маньяка. Кроме того, они не подходили к моему арктическому камуфляжу. Тем не менее, я сел на пол и зашнуровал калиги. Это дало мне понять, насколько больше земель могла бы завоевать Римская империя, если бы у них была обувь на липучках.

Я поднялся и попробовал пройти пару шагов. Сандалии врезались в мои лодыжки, давили с боков. К столбцу «плюсов» можно было приписать то, что я не чувствовал себя большим социопатом, чем обычно. К счастью, я не заразился калигулитом.

— Хорошо, — сказал я. — Ботинки, ведите меня к Эритрейской сивилле!

Ботинки ничего не сделали. Я ткнул носком в одну сторону, потом в другую, задаваясь вопросом, нужен ли им пинок, чтобы начать. Я проверил подошвы на наличие кнопок или отсеков для батареек. Ничего.

— Ну и что мы будем делать? — спросил я, не обращаясь ни к кому конкретно.

Зал озарило тусклом золотым светом, как будто кто-то нажал на выключатель.

— Ребята, — Гроувер указал нам под ноги.

На грубом цементном полу появилась светящаяся слабым золотым цветом линия, очерчивающая квадрат площадью в пять футов. Если бы тут был люк, мы все провалились бы вниз. Одинаковые соединённые квадраты расходились по всем коридорам, словно клетки в настольной игре. Полосы не были равной длины. Одна уходила вглубь коридора лишь на три клетки. Другая была пять клеток в длину. Следующая — семь. Ещё одна — шесть.

На стене зала, находящейся справа от меня, появилась золотая надпись на древнегреческом: «Убийца Пифона с золотой лирой, вооружённый стрелами ужаса».

— Что происходит? — спросила Мэг. — Что здесь написано?

— Ты не можешь читать по-древнегречески? — спросил я.

— А ты не можешь отличить клубнику от батата, — парировала она. — Что тут написано?

Я перевёл ей фразу.

Гроувер погладил свою козлиную бородку.

— Похоже на Аполлона. Я имею в виду, на тебя. Когда ты был… хорошим.

Я подавил свои задетые чувства.

— Конечно, это Аполлон. В смысле, я.

— Значит, лабиринт так… приветствуют тебя? — спросила Мэг.

Это было бы мило. Я всегда хотел виртуального ассистента с голосовым управлением для моего дворца на Олимпе, но Гефест не смог заставить технологию работать правильно. Когда он попытался, ассистента звали Алексасириастрофона. Она была очень придирчива к правильному произношению своего имени и к тому же имела раздражающую привычку неправильно понимать мои просьбы. Я мог сказать: «Алексасириастрофона, отправь чумную стрелу уничтожить Коринф, пожалуйста». А она бы ответила: «Я думаю, ты сказал: „Добавь черешни, смолы, немного корицы и жалуйся“».

Я сомневался, что здесь, в Горящем лабиринте, был установлен виртуальный ассистент. Если бы он здесь был, то, возможно, он бы спрашивал только, при какой температуре я хочу быть приготовлен.

— Это словесная загадка, — решил я. — Как акростих или кроссворд. Сивилла пытается привести нас к себе.

Мэг нахмурилась, посмотрев на коридоры.

— Если она пытается помочь нам, почему она не может просто всё упростить и дать нам единственное направление?

— Так действует Герофила, — сказал я. — Только так она может нам помочь. Я думаю, что нам нужно, эм… заполнить правильное число клеток правильным ответом.

Гроувер почесал свою голову.

— У кого-нибудь есть гигантская золотая ручка? Вот бы Перси был здесь.

— Не думаю, что нам это понадобится, — сказал я. — Нам просто нужно пройти в правильном направлении, чтобы прописать моё имя. Аполлон, семь букв. Только в одном коридоре семь клеток.

— А ты учитываешь клетку, в которой мы стоим? — спросила Мэг.

— Эм, нет, — сказал я. — Давайте предположим, что это начальная клетка.

Однако её вопрос заставил меня сомневаться.

— Что, если ответ — Лестер? — сказала она. — Здесь шесть букв.

От этой идеи у меня зачесалось в горле.

— Можешь, пожалуйста, перестать задавать хорошие вопросы? Я уже разгадал всё это!

— А что, если ответ должен быть на греческом? — добавил Гроувер. — Вопрос же на греческом. Сколько тогда клеток займёт твоё имя?

Ещё одна раздражающе логичная догадка. На греческом моё имя читалось как Απολλων.

— Тогда оно займёт семь клеток, — признал я. — Даже если написать транскрипцию на английском: «Apollon».

— Может, спросить стрелу Додоны? — предложил Гроувер.

Шрам на моей груди покалывало, словно он был неисправной электрической розеткой.

— Это, возможно, против правил.

Мэг фыркнула.

— Ты просто не хочешь говорить со стрелой. Почему бы не попробовать?

Если бы я сопротивлялся, думаю, она бы произнесла это как приказ, так что я вытащил стрелу Додоны.

— НЕ ТРОГАЙ МЕНЯ, НЕГОДНИК! — предупреждающе прожужжала она.