Горящий рукав (Проза жизни)

Прием сработал. Любимая его композиция: бестолковый гость и искушенный экскурсовод — удалась.

— ...Очень даже конкретный. Строили куб, для сверхчистой перегонки. Горбачев остановил... Теперь производим лишь технический спирт, а также стекломой и «Утро России». Стекломой еще употреблять можно. «Утро России», увы, за чертой.

Дорога стала холмистой.

— А это у нас называется «Верблюжьи горбы», — со смаком продолжил он. — Тут, к сожалению, водители спиртовозов, не справившись с управлением, то и дело влетают в аут.

Словно специально, чтобы продемонстрировать его могучую эрудицию, на мягком мху дремал спиртовоз с темно-серой цистерной. Водитель задумчиво покуривал невдалеке.

Экскурсия явно была отработана и удавалась в очередной раз. Подоспел следующий экспонат — желтые ноздреватые дюны вдоль дороги, непонятного (непонятного для меня) происхождения. Семеныч нарочито равнодушно поглядывал на них, явно томя.

— А, это... — наконец равнодушно произнес он (хотя я так и не спросил). — Лигнин. Отходы от перегонки. Как удобренье идет. Раньше хохлы его тоннами брали, целые составы подгоняли — теперь заартачились. Ну — им же хуже. С Кубой переговоры ведем!.. Ну — подъезжаем уже!

Комбинат кончился, пошли березки, правда все маленькие и искривленные. Я с тоской огляделся. Странные они места выбирают, для своих дач! Хотя, по сути, надо им поклониться: если б они не жили тут, мы не смогли бы жить там.

Ветер крепчал. Автобус выехал на открытую площадку, со скрипом встал, и правильно сделал — дальше был огромный обрыв. Я сошел с автобуса и сразу задохнулся. Не то чтобы не было воздуха — скорей, его было многовато. Ветром меня сразу туго накачало, как мяч, руки оттопырились и не опускались. Дуло со свистом. Над самым обрывом стоял длинный одноэтажный барак.

— Дом отдыха космонавтов. Космонавты тут отдыхают! — с трудом перекрывая свист ветра, крикнул Семеныч мне в ухо.

...Да-а-а... Ну разве что космонавты могут тут отдыхать!

По деревянной качающейся лестнице, хватаясь за перила, мы спустились вниз. На широком шоссе крупно дрожали клочья желтой пены — хотя ветер тут слегка ослабел. За шоссе шла полоска суши — а дальше было нечто сверкающее, слепящее.

— У моря тут запретная полоса — нельзя строить. Но мы...! — Семеныч все же исполнил задуманный еще в музее жест, сочно хлопнув по сгибу.

Площадка, окруженная вбитыми кольями. Грядки с зеленой ботвой моркови и бордово-желтой свекольной окружены с четырех сторон горизонтальными досками.

— Как в гробике тут у меня! — самодовольно промолвил он.

Мы вошли, согнувшись, в крохотный домик. Комнатка была озарена желтым светом. У окна стоял стол, в темном углу кровать, с множеством подушечек и подушек. Между ножек кровати тянулся «подзор» — последний раз в дальнем детстве видел его: белое полотнище, вышитое «мережкой» — узором из тщательно обметанных дыр, образовавших гирлянду. Запахом абсолютной подлинности повеяло на меня. Две тяжелые скамейки по стенам — одну из них хозяин подвинул мне.

Я откинулся, с облегчением вытянул ноги: надо признать, слегка запыхался. Оглядел стены — и снова был поражен: все заняты безумными пейзажами (пожарами?), то оранжевыми, то нежно-зелеными. Сначала я решил, что Семеныч еще и любитель фантастики, начитался Ивана Ефремова или нынешних. Но он сказал четко:

— Только закаты. И только с огорода! Ну че?

То была команда к продолжению похода. Я не без усилий поднялся. Может, он и пьет, не без этого — но сил у него поболе, чем у меня.

Мы прошли огород. Сказать, что я увидел наконец Белое море, я, увы, не мог. Моря не было. Лишь трепетали на песке небольшие лужи, отражая желтый закат.

Семеныч опять был горд, доволен эффектом.

— Ну, как это тебе?

— Э-э-э, — произнес я неопределенно. — А где море-то?

— Увели! — он захохотал. Целое шоу тут у него. — ...Отлив! — сжалившись, пояснил он.

До горизонта были лишь камни и пенистая, словно взбитая, желтая масса. Я смотрел вдаль. Там двигалась тоненькая фигурка — и, как всегда, когда смотришь против сияния, казалось, что шея истончилась и голова отделилась и что руки снуют отдельно.

— Сосед. Водоросли берет для огорода. Пошли! — деловито сказал Семеныч.

И мы, чавкая обувью, двинулись по морскому дну.

— Кечкора это называца у нас.

Да — тут и нужно отдельное слово, не похоже ни на что. Не песок и не вода. Какое-то взбитое липкое крем-брюле. Нежные алые пятиугольники пупырчатых морских звезд. Пахло так, что я несколько раз на ходу закрывал глаза, чтобы сосредоточиться и запомнить запах отдельно.

При нашем приближении сосед почему-то особенно активно задвигал вилами. Мы уже миновали несколько водорослевых «стогов». Увидев нас ближе, воткнул вилы в стог с досадой — мол, пугаете только зря. Вблизи он оказался не таким уж и эфемерным. Ватник. Сапоги. Большое обветренное лицо, в тех же прожилках, что и у Семеныча. Глазки уставились на меня.

— Ну?.. Когда-т? — таинственно спросил мой хозяин.

— Зайду-то, — кратко ответил сосед, не сводя с меня недоверчивых глаз.