Горящий рукав (Проза жизни)

Этот исторический угол, с круглым фасадом бывшего Благородного собрания, многое уже видел — но немало и увидит еще! Когда я сюда переехал, над бывшим Благородным собранием торчали буквы: Кинотеатр «Баррикада». И мы иронизировали: на таком красивом углу, кроме «Баррикады», ничего не придумали! И вот — дождались! Здание уже давно закрыто фанерой с нарисованным фасадом — будет отель. Зато напротив, на моем углу, появилось бистро «Барракуда». Тоже — не придумали лучше названия для знаменитого исторического угла! Вместо «Баррикады» вылезла «Барракуда». «Баррикада» — «Барракуда»! И эти тоже работают на меня, когда-нибудь мне их рокочущие буквы пр-ригодятся!

Нюхнул на прощание петербургского воздуха. Горький! На всем Карельском перешейке в это невероятно засушливое лето горят леса, но гарь скапливается почему-то в городе. Грязные слезы текут. Ну все — надо возвращаться. Здесь тебе уже нечего ждать.

Поезд был набит возбужденной молодежью, с огромными рюкзаками. Песни, разговоры... Но лучше не слышать их! «Ну — короче, он... я, короче... реальная рыба!» Прощай, племя, младое, незнакомое!

Вышел на Комаровскую платформу уже затемно. Шел в толпе.

— Валерий Георгиевич!

Вздрогнул, оглянулся. Катит чемодан на колесиках Дима Константинов. Приятный молодой человек. Тут вообще в Комарове, надо сказать, осталась какая-то приятность, осадки интеллигентности. Публика хоть и незнакомая в основном, но воспитанная, культурная. Сразу не уничтожить это. Дима подошел.

Помню, лет пятнадцать назад позвонил мне его отец, Владимир Константинов, который вместе с Борисом Рацером составлял весьма успешный тандем драматургов.

— Извините, мы незнакомы, но не могу вам не позвонить. Мы с сыном Димой оказались тут в доме отдыха и случайно почти взяли в библиотеке вашу книгу, прочитали мгновенно — и не могу удержаться, звоню вам... замечательно!

Так что жизнь не совсем зря прошла. И вот ее отзвуки... Дима. Хороший мальчик. Несколько раз помогал нам переезжать с дачи, вез на своей машине. Но сейчас — что я с ним пойду, буду жаловаться?

— Вы откуда-то издалека? — я кивнул на чемодан его.

— Нет, из города.

— Хорошо! — кивнул я.

Видно, привез что-то дельное. И я сейчас пойду рядом с ним и буду жаловаться на жизнь? У каждого свое. Время покупать холодильники, время ломаться им!

Пошли по дорожке.

— Купил кое-что по хозяйству, — вежливо Дима объяснил. Понимал, что нельзя молча идти, надо разговаривать. — Еще холодильник новый купил, — он улыбнулся. — Но дотащить не смог. Привезут завтра.

— Дима! — воскликнул я. — А старый вы куда?

Он удивленно на меня глянул:

— Ну — вынесу куда-нибудь. А что?

Мостиками через лесные канавы, заметил я, старые ржавые холодильники лежат!

— Дима! А не могли бы вы мне старый ваш холодильник отдать?

— Очень меня этим обяжете, Валерий Георгиевич! Может, потом в музее он будет стоять — с табличкой: «Холодильник, который подарил Дима Константинов Валерию Попову».

— «...который жил в будке Ахматовой»! — подхватил я. — Вот так и пишется история литературы!

Мы засмеялись. Постояли на развилке.

— Так я вас завтра жду, Валерий Георгиевич! Только не очень рано. Тележка имеется.

— Есть!

По аллее сосен, вдыхая дивные запахи, я вприпрыжку бежал. Топая, взошел на террасу, зажег свет. На месте сдохшего, маленького, обцарапанного новый ослепительный холодильник сиял!

Дима уже привез? Каким образом? Стоял, оторопев.

Жена вышла, потягиваясь.

— Это... как? — я показал на холодильник.

— А-а-а. Это Саша Болонин привез, с каким-то мужиком! — она зевнула. — Я спросила у Саши, сколько должны, а он говорит: «Нисколько. Подарок». И сам сияет!

— Есть! — я кулаком в холодильник стукнул, едва не проломил. — Есть еще жизнь на земле!

ВТОРАЯ ЖИЗНЬ

И если совсем уж задушит среда (что для писателя как раз хорошо) — можно на время уйти во вторую жизнь. У писателя этих «вторых жизней» навалом!

За окном торчали из пушистых болот тоненькие березки. Вольготно развалясь на полке, наблюдал я чахлые северные леса — раньше не знал, что они такие чахлые, и вот узнал. Задрав ноги в теплых носках, лениво мяли, с моим другом и коллегой Сашей Мелиховым, любимый вопрос. Почему чахнет литература? Потому что никто не хочет вариться! В наши дни можно стать писателем, ничего не пережив, — пережевывают давно написанное, из жеваной бумаги книги лепят и заполняют ими полки. Живое изгоняется, если вдруг явится по недосмотру. Живое неуправляемо, непредсказуемо, — а нужны серии, просчитанные на компьютере, — легко делать и легко продавать. Книга должна обходиться как можно дешевле — так что не до жизни им, успевай лепить! Высказал я накипевшее — и куском белой курицы закусил! Глянул, приподнявшись, в окно... Станция. Тихий дождь моросит. Ничего сейчас не зависит от тебя! Единственная серьезная проблема: курицу сейчас доесть или на вечер оставить? Люблю купе. От своих проблем уехал, к чужим еще не доехал. Счастье!