Нам даже выделили отдельную от переговорного зала комнату, чтобы мы могли обсудить план вчетвером. Вообще-то, даже сейчас вся затея держалась на соплях, потому что меня всё еще могли узнать, но Таля уже рисовала в своем блокноте подходящий образ журналистки.
— Четверых многовато для одного интервью, — заметил Дима.
Я задумалась.
— Журналистка, фотограф, видеооператор, а четвертый человек, — и правда сложно, — пусть будет стажером.
— Видеооператор?
Зоя ласково улыбнулась парню. Черт, он заметит когда-нибудь?
— Представляешь, как это усыпит бдительность Елисеева? К нему пришли не просто из какой-то газеты, а с местного телеканала. Тут кто угодно обрадуется и забудет обо всём на свете.
Когда мы возвращались домой, было уже темно. Все давно разъехались: остался только Леонид Викторович и дядя Игорь, который провожал нас с Талей недовольным взглядом. Что с ним не так, почему смотрит почти как на врага? Неужели он и правда хотел присвоить мою долю? Насчет Тали мы еще не разговаривали, но прогнозы всё равно вырисовывались неутешительные.
— Джи, этот Дима — такой красавчик, — щебетала Таля. — А вы правда жили вместе?
— Вместе, — согласилась я. — А вместе с нами еще четыре человека.
Сестра надулась.
— Я же серьезно, а ты…
— Если серьезно, то даже думать о нем забудь, — отчеканила я. — Он занят.
— Грустно, — подытожила Таля.
В школе мы никак не могли улучить момент, чтобы обсудить и доработать план: всё время что-то происходило, кто-то звал то меня, то подругу, а на уроках внезапно стало намного меньше свободного времени. Учителя со всех сторон твердили про выпускной класс, и, поскольку мы были вполне себе обычной СШ, то у нас не предусматривалось уклона на определенные предметы, поэтому гоняли нас абсолютно на всех.
Ник, как и обещал, на своих уроках не трогал ни меня, ни Талю, и мы обе пришли к выводу, что невыносимый брат может быть человеком, когда захочет. Вообще-то, у нас троих и правда были очень теплые братско-сестринские отношения, и несмотря на все разногласия, мы и правда друг друга любили. Со стороны это зачастую выглядело весьма комично, потому что, несмотря на все наши различия, мы были стопроцентно похожи в одном: обожали друг друга бесить, и для нас это было чуть ли не высшим проявлением любви. Многие, кстати, даже не верили, что мы всего лишь двоюродные, и строили теории масонского заговора, вызывая лишь мою улыбку: как можно быть не родными, если мы — внуки одной бабушки, да еще и по стечению обстоятельств как раз живем вместе с ней.
Ник по-прежнему оставался придурком, и называть его так тоже было выражением любви с моей стороны. За последнее время он очень посерьезнел, так, что когда месяц назад мы увиделись, я даже его не узнала. Это было понятно: куча дел, до этого был мой побег, который наверняка подкинул нервов, а теперь еще и лучший друг на грани жизни и смерти — поэтому я даже не удивилась, заметив в легкой рыжине каштановых волос брата первый седой волос.
Я не терпела сочувствия и, упаси боже, жалости к себе, но временами замечала, что Ник смотрит на меня именно так. Его взгляд время от времени становился каким-то затравленным, а сам брат порой выглядел настолько несчастным, что у меня даже язык не поворачивался возмутиться. С самого начала я была уверена, что это мне тяжело, но наблюдая за Ником, я поняла, что ему ничуть не легче, он ведь чувствует не меньше меня, а работы выполняет, наоборот, намного больше: пока я только вникаю в курс дела, брат уже занимается серьезными вопросами.
— У него разногласия с отцом, — шепнула Таля. — Пока ты лила слезы в больнице, я разведывала обстановку. Ник уже получил свою законную долю в компании, но его мнение в последнее время стало сильно отличаться от взглядов дяди.
Таля была права. То, до чего она доходила своим умом, мне подсказывала интуиция, и если раньше голос Ника учитывался лишь по усмотрению дяди Игоря, то теперь с его словом приходилось считаться, каким бы оно ни было. Процесс передачи моих процентов уже был запущен, но я боялась, что тупо не успею разобраться в теме прежде, чем моя доля окончательно перейдет ко мне.
До нашего сумасшедшего журналистского вторжения в особняк Елисеева оставалась всего неделя, и ей-богу, проще было и правда нанять цыганский табор, чем каждый божий день собираться и в сотый, а то и в тысячный раз проговаривать план действий и репетировать интервью. Вообще-то, мне нельзя было соваться в дом: мое лицо было слишком хорошо известно, но состав нашей диверсионной группы был уже утвержден, тем более, мало кто еще решился бы на такое безумство.
Вне всяких сомнений, роль корреспондента должна была достаться Тале, но сестра лишь покачала головой.
— Из тебя бы вышел отличный фотограф, но тебя придется гримировать. Фотографы не ходят с тремя слоями штукатурки на лице, поэтому, чтобы не вызывать подозрений, ты будешь как раз журналисткой. Стажером будет Зоя, Дима, — подруга стрельнула в него глазами, — единственный, кто может без труда поднять камеру, поэтому он — видеооператор. А вот фоторепортаж будет на мне.