«Какой позор,» — думал Царский Скипетр и без устали повторял про себя: «Узик, Узик», чтобы покрепче запомнить. Он так заповторялся, что когда бабочка села на его цветок и спросила: «Как тебя зовут?», тут же ответил:
— Узик!..
Он не знал, что у его соседки не одно, а много имен. Он все стоял и повторял: «Узик, Узик...» А Лапчатка глядела на него желтеньким глазком и улыбалась : у нее было в запасе, еще одно имя — Курячья
Лапка, — и она готовилась завтра удивить его еще раз.
Было утро. Подсыхая, парила степь. В небе над полями рождались облака — они всегда рождаются, когда парит земля и светит солнце. Вместе с другими родились и два белых кудрявых облачка.. Сошлись они над лугом и стали советоваться, что делать дальше. Посовещались и решили пойти посмотреть, где ночует солнце.
Так рассудили они: полетят они следом за солнцем и, когда вечером опустится оно за горизонт, увидят, где оно. живет.
Так они и сделали: догнали солнце и пошли за ним. Оно идет, и они идут. Идут и идут, а вечера все нет.
— По времени ему давно бы уже пора быть, — сказало одно облачко.
— Хитрит солнце. Догадалось, что мы задумали подглядеть, где оно ночует, и решило сегодня не ложиться спать, — сказало другое.
Тут же сошлись облака, посовещались немного и опять полетели дальше.. Так рассудили они: рано или поздно солнце все равно устанет и пойдет спать. А поскольку оно старше их, то устанет быстрее, и хочет солнце этого или не хочет, они все равно увидят, где оно ночует.
Шло время. Шло по небу солнце. Шли за ним облака. Позади один за другим оставались горизонты, а вечера все не было. Вдруг одно облако посмотрело вниз и сказало:
— Смотри, мы опять пролетаем над тем же лугом, над которым родились вчера. Это что ж, мы облетели землю и. вернулись к началу пути?
— Значит, точно: хитрит солнце. Не уходит с неба, чтобы не показать нам, где оно живет. Но ему не удастся перехитрить нас. Мы дождемся, когда оно устанет, — сказало другое облако, и облака полетели дальше.
Началось это весной, а сейчас уже лето, а облака все еще идут за солнцем, и все еще не видели они ни разу, чтобы оно покинуло небо и легло спать. Да и вид у солнца такой ясный, что, кажется, ему даже и спать не хочется.
Идет солнце по небу, идут за ним облака и разговаривают между собой:
— Какое оно упрямое, это солнце. Уже сколько дней на земле нет ночи. Видишь, внизу под нами все время светло, — говорит одно облако, а другое соглашается с ним:
— Да, мы не увидели с тобой, где ночует солнце, зато мы подарили земле длинный ясный день: Солнце- то из-за нас спать не ложится.
Так говорят облака и идут себе дальше за солнцем. Посмотрите в полдень на небо — идут.
Всю зиму муж маленькой Овсянки носил серенький костюмчик и ничем не отличался от воробья, а как почувствовал, что солнца над землей стало больше и в небе прибавилось сини, надел весенний желтенький костюмчик. И теперь с утра до вечера распет вал он в саду песни и больше не был похож на воробья.
Один раз сидит он и слышит: говорит дедушка Василий своему соседу дедушке Григорию:
— Трясогузка прилетела. Гляди, сегодня лед на речке взломает.
Дедушка сказал, а муж маленькой Овсянки запомнил. И захотелось ему посмотреть, как Трясогузка будет лед ломать. Прилетел он к речке, смотрит, а Трясогузка уж там. Бегает по берегу и кричит:
— Цви-цви! Цви-цви!
Побегала она немножко, покричала, и взломался на речке лед. Полезли друг на дружку чумазые льдины, показалась вода, а Трясогузка все бегала и кричала:
— Цви-цви! Цви-цви!
«Это у нее, наверное, волшебное слово», — подумал муж маленькой Овсянки и спросил:
— И как тебе, Трясогузка, удается такой толстый лед взломать?
— А я и не взламываю его вовсе. Я сама прибежала посмотреть, как он взламывается.
— Не может быть. Я же сам слышал, как дедушка Василий говорил о тебе, что ты прилетела и будешь сегодня хвостом лед разбивать на речке.
— Да это у стариков поговорка такая. Приметили они, что с моим прилетом лед взламывается на речке, вот и говорят так, а от меня ничего не зависит, все это от солнышка,
— А от меня зависит, — сказал муж маленькой Овсянки. — Переоделся я, сменил серенький костюмчик на желтый, и весна началась. Спроси вон у жены.
И Овсянка подтвердила:
— Правда. Все зима, зима была, а он переоделся, и стало тепло. Костюмчик у него волшебный.
Слушала их Трясогузка и улыбалась: «Ну и что же. Пусть думают, что это они миру весну дают, что стоит им только переодеться и на земле становится сразу и больше тепла и больше света».
Светился красками на дне моря коралловый Бугорок. Стоял и стоял. И думал простоять еще долго: сто лет, а может, и больше. И вот как-то полз мимо него морской Еж. Остановился:
— Ну-ка, — говорит, — я проверю, крепкий он или не крепкий.
И просверлил в Бугорке дырку от одного конца до другого. Сказал:
— Есть в нем крепость, но я покрепче, раз сквозь него прошел.
И пополз дальше. А возле Бугорка водоросль повисла. Ей тоже захотелось узнать, есть в коралловом