Горицвет. Лесной роман. Часть 1.(СИ)

- ...признать его, если только это искусство, - не унималась Ляля. - Синема, по-моему, ближе всего стоит к цирку, но ведь не станете вы утверждать, что цирк оставит по себе какой-то бессмертный след? Нельзя же, в конце концов, объединять простонародное сиюминутное развлечение с тем, что останется в вечности.

- В вечности, по счастью, не останется ничего, - опять неожиданно для всех и с прежней холодностью произнес Аболешев.

- Ну, этого, дорогой Павел, мы знать не можем, - осторожно заметил Николай Степанович. - Хотя я и не признаю, само собой, возможности загробного мира. Хотя бы потому что, будучи конечным, не могу рассуждать о том, что не поддается измерению.

- Что ж, ты не столько возразил, сколько поддержал меня, - заключил Аболешев, и по тому, как он расслабленно откинулся на спинку стула, Жекки поняла, что он устал разговаривать.

- Ну а что же музыка? - вдруг спросил Грег. Он прямо посмотрел в глаза Аболешеву с явным намерением добиться от него столь же прямого ответа. - Разве и для нее вы не делаете исключения?

- В самом деле, Павел Всеволодович, - тут же подхватила Елена Павловна. - Ведь иные, быть может, и излишне экзальтированные меломаны полагают, что настоящая музыка проникает к нам не иначе, как из того самого предвечного мира, реальность которого вы сейчас отрицаете, и что в истинных своих проявлениях она ни больше ни меньше, как отзвук иного, невидимого.

- Дуновение голубого эфира, - почему-то счел нужным вставить не без иронии доктор.

- Синего, - вполголоса произнес Аболешев.

- Что? - неуверенно переспросил Николай Степанович, выразив, кажется, общее непонимание.

- Нездешний свет - синий, - пояснил Аболешев.

По его виду сейчас никто бы не мог сказать, поддерживает ли он Николая Степановича с его иронической интонацией или говорит серьезно.

- Но вы же не можете опровергать вневременность музыки? - попыталась прервать наступившую заминку и настоять на своем Ляля.

Жекки бросила на сестру недовольный взгляд, посмотрела на Аболешева и почувствовала, как засаднило в эту секунду его сердце. Среди всех оттенков бесстрастности на его лице отчетливо выплыло выражение задавленной боли, смешанное с более характерным для него легким презрением не то к окружению, не то к самому себе. Не желая смотреть на Грега, Жекки, тем не менее, почувствовала исходящую от него бравурную триумфаторскую волну. Если бы она могла выразить этому наглецу всю меру своего негодования, весь накал разгоревшейся внутри ненависти, то, наверное, это хотя бы отчасти возместило ей тяжесть теперешнего сопереживания мужу. Но ни о чем подобном нельзя было даже мечтать.

Ожидание ответа, между тем, явно затягивалось. Все взгляды, обращенные на Аболешева, стали по-разному напряжены, но сам Павел Всеволодович молчал, как ни в чем не бывало. Его невозмутимость и твердое нежелание отвечать мало-помалу начали производить впечатление чего-то естественного. В итоге в неловком положении оказались все те, кто побуждал его к этому молчаливому обособлению.

- Скажите, Аболешев, вы любите музыку? - с новой отточенной прямотой обратился к нему Грег, упрямо рассчитывая добиться какой-то своей, по всей видимости, вполне определенной цели.

- Вовсе нет, - сказал Аболешев, переводя глаза куда-то в сторону.

- Как так? - Ляля оторопела. - Вы, должно быть, шутите? Но вы же все время музицируете, не говоря о том, что не упускаете случая послушать других, и неужели же вы можете...

- Просто я не знаю ничего лучше, - прозвучало в ответ откуда-то со стороны, поскольку Павел Всеволодович все еще рассеянно осматривал аляповатый интерьер зала, как будто слегка удивляясь тому, что очутился в таком странном месте.

XXV

- Вот те на, - буркнул Николай Степанович и, вероятно, пожелав сгладить общую неловкость от этого эпизода, добавил довольно глубокомысленно: - Как всегда, принявшись говорить об абстракциях, мы упираемся в стену, а по сему, я умываю руки. К тому же, Павел убежал из синема, а я-то, признаюсь, досмотрел фильму до конца и с преогромным удовольствием.

- А я не понимаю, как можно всерьез воспринимать всю эту бутафорию, - с волнением повторила себя Ляля. - Все эти размалеванные физиономии, высокопарные жесты, дикая мимика просто ужасны. Жекки вот чуть не разревелась. Разве не странно? Просто не понимаю.

- А вот это уж никуда не годится, - заметил Грег.