Горицвет. лесной роман. Часть 2(СИ)

Жекки не могла отвечать. Молча она протянула ему свою похолодевшую руку, не помня, как другая ее рука опустилась через долю секунды на черное, как камень, плечо. Одновременный легкий пламень просочился сквозь шелк над ее талией - Грег обвил ее, приблизив к себе с уверенной силой. Мелкая жемчужинка - жилетная пуговица больно впилась ей в грудь и тотчас отдалилась. Темный алчный огонь, падая сверху вниз и вспыхивая сдержанным блеском из-под полуопущенных век, обжигал ее всю с головы до пят адским жаром. Жекки подозревала, что покраснели не только ее лицо и шея, но даже обнаженная кожа спины.

Грег вел ее в вальсе. Музыка гремела и рвалась в высоту, как нагретый движением воздух. Перед глазами кружился пестрый поток лиц, фраков, колонн и огней. Жекки не могла перевести дух. Ответить на пронзающий взгляд Грега было выше ее сил. В голове проскальзывали разорванные клочки мыслей, несоединимых ни друг с другом, ни с речевым навыком. "Неужели это он... а не Аболешев? как же так? почему так, а не... ничего не понимаю, где же Аболешев?.. как такое возможно, как он мог, и как я могла позволить не ему танцевать с собой?.. а месье отлично вальсирует... все смотрят... пусть... как же мне страшно, и какая воздушная легкость вдруг, будто он уносит меня на крыльях... даже в глазах потемнело".

- Дорогая моя, - сказал Грег, отводя ее после танца, - я не узнаю вас. Трудно поверить, что столь сильные перемены произошли с женщиной за столь короткое время. Меня не было с вами всего три дня. Что с вами?

"Он еще спрашивает! - возмутилась мысленно Жекки. - Это я должна спрашивать, почему он ведет себя так, будто между ним и мной ничего не случилось. Будто бы весь этот ужас в лесу произошел не по его воле, и он не внушил мне этого откровения о наших... словом, о нас. Как он вообще осмелился. Хотя о чем это я? У меня сердце того и гляди лопнет, а он, видите ли, вздумал разыгрывать этакого великосветского нахала. Невозможно, немыслимо... Может быть, это все-таки сон?"

- Не знаю, - выдавила она, обжигаясь его угольным взглядом, и чувствуя, что этот беснующийся вовне пламень врезается в ее покореженную действительность с неумолимостью грозового шторма. - Я ничего не знаю.

- Мы поговорим после, - небрежно ответил Грег и снова взял ее за руку. - А пока я намерен снова вальсировать с вами, и судя по вашему взгляду, вы не можете мне возразить ни единым словом. Само собой, это как раз то, что мне нужно.

И снова их подобрал волнующий разлив старинного вальса. Снова они кружились, отданные на волю наполнившей их бестелесности. Легкое неосязаемое волнение плыло и млело, и пенилось, возносясь наподобие бурно встающей волны. И плавное, беззаботное скольжение, подчиненное только размеренности трехсложного ритма, только спадам и подъемам его высот, было неутолимее самого гибельного порыва, жарче самого сильного пламени, пленительней самого выстраданного переживания.

Жекки опомнилась, только когда Грег снова отвел ее на обочину зала. Она не могла разобраться, что такое с ней происходит. По ощущениям было похоже на давешнюю лихорадку только с щедрой примесью дурного предчувствия.

- Вы похожи сейчас на заколдованную царевну из сказки, - заметил Грег, придав голосу обычную для него насмешливость. - Или, пожалуй, на самую колдунью. Признайтесь, вы заколдованы или колдуете? От вас трудно оторвать глаза.

Жекки не ответила. К ней один за другим подходили фраки и мундиры, предлагая отдать им следующие танцы. Кажется, круг отчужденности растаял вместе с разливом музыкальных волн. Жекки милостиво соглашалась, несмотря на колкие замечания Грега, произносимые в полголоса за ее спиной.

Он наблюдал ее теперь с придирчивостью знатока. В выражении надменного лица появилось отстранение. Нахальные усики приподнимались с насмешливой злостью при приближении к Жекки всякого нового лица. Без нее Грег протанцевал всего один польский, и Жекки не успела заметить с кем. Александра Константиновна, судя по ее преувеличенно громкому разговору, чувствовала себя не совсем уверенно. Саша Сомнихин куда-то пропал. Вице-губернатор близоруко щурился сквозь очки. Малиновский, сделав несколько окольных кругов, так и не решился подойти к Жекки. На бедного увальня было жалко смотреть.

Вся бальная зала преобразилась для Жекки. Она сделала поочередно несколько туров с четырьмя фраками и тремя мундирами. От мужчин нельзя было укрыться. Они обступали ее после каждого танца, требуя на все лады подарить следующую кадриль, вальс, польку. Она отбивалась как могла, пока не почувствовала совершенную разбитость. Несмотря на головокружительное признание, она не чувствовала ничего из того о чем мечтала, вступая в зал. Поэтическая прелесть, подлинность красоты... кому это нужно? Тоска по Аболешеву саднила, не переставая.