Горизонт событий

Каждый раз, возвращаясь из очередного путешествия по митингам, Анатолий с нежностью вспоминал о своих пятачках на Горбатом мосту или в Лужниках. Его оттуда не выкорчевать, как памятник железному Феликсу, сделанный как монолит с проходящими под ним силовыми кабелями... Днем Анатолий пристраивался к очередям за маслом или сгущенкой и завязывал разговор с пенсионерами, роль которых в эти дни необычайно возросла: старики добывали продукты питания, пока их дети сидели на работе. Они вдруг ощутили в себе необыкновенный запас сил. Обновилась яко орля юность седин, будто итальянские опыты с кодированием белка дошли и до наших палестин... Старики мигом смекнули, что пришло их время, и, оторвавшись от домино и итальянского комиссара Каттани, развили бешеную деятельность. Поняли пенсионеры, что умирать нельзя, иначе семья останется без гречки. В разношенных кедах с рюкзаками за спиной они переходили из очереди в очередь.

Какое отношение имели к нему все эти мероприятия? Надеялся ли Анатолий, что подешевеет банное мыло или его родная деревня градом Китежем всплывет на поверхность?.. Он и во сне продолжал протестовать, разоблачать, советовать, усталые ноги не знали покоя — одинокий и растерянный стоял на брусчатке Красной площади, ожидая то ли появления бояр на Красном крыльце, то ли толпы, спущенной сверху хитрым приказом самозванца... Во сне из-за Василия Блаженного вспучивалась толпа, и с Москвы-реки навстречу ей неслась другая толпа. Толпы сходились стенка на стенку, посередине Анатолий растерянно вертел головой. Одна толпа несла транспарант: «Нетленная любовь Владимира Маяковского — Лиля Брик», другая наскакивала на первую с алым полотнищем: «Настоящая любовь Владимира Маяковского — Татьяна Яковлева». По праву сторону железный тын, по леву огненная река, тут — убьешься, там — сгоришь... Анатолий, сплющенный толпами, должен был выступить в роли третейского судьи... И сверху, с колокольни Ивана Великого кто-то орал в мегафон: «Ты должен сделать свой выбор! Ты должен сделать свой выбор!» Маяковский давно лежит на Новодевичьем кладбище неподалеку от могилы Чехова, в символическом саду, как говаривал Новалис, по которому Надина подруга Ася водит группы, и потому нем, как мексиканка Ирена. И Анатолий остается в неведении, в каком ухе звенело, в правом или левом.

Халтурщик не может быть художником, но художник вправе подхалтуривать ради хлеба насущного, особенно когда синекура сама плывет в руки. С работодателем нечего церемониться: он профан и пошляк, догадливый служитель мамоны, не терпящий отклонений от общих мест, но что в нем замечательно — это знание психологии потребителя. К некоторым, наиболее маститым, работодатели обращаются на «вы», и тогда фотограф не раб, не пленник собственного желудка, а почти человек, примкнувший к сильному меньшинству. Впрочем, этим фотографы промышляли и прежде — кто в «Промышленном вестнике», кто в «Огоньке», кто в скромной заводской газете, но тогда им не платили бешеных денег, а теперь платят бешеные, точно продаешь собственную страну, потребитель — вся страна, включая огромную часть населения, находящуюся за чертой оседлости денег на банковских счетах, которая не может примкнуть к сладкой парочке производитель-потребитель... Да, тайна воздействия света до сих пор не разгадана, мы не привыкли учитывать тепловое излучение предметов, а здесь температура влияет на общую экспозицию, но это абсолютно нечем замерить. Объекты излучают такое тепло, что, кажется, внутренний жар продукта сжигает его изнутри, он напичкан пестицидами и гормонами и хочет поскорее продаться, чтобы не сгореть синим пламенем... Халтура к его услугам. Все торопятся, бегут со всех ног, чтобы опередить бесперебойно работающие внутренние органы, которые тоже можно продать, чтобы купить акции с процентами, растущими, как ногти у покойника.

Кариес огнем проносится по зубам, Нил делает картинку: малютка-зуб с соской, но один больной корень уже перебинтован, и вот он ковыляет, опираясь на костыль, по дорожке из трехслойной пасты, которую выдавливают из тюбика гномы с улыбками кинозвезд. Здесь должны сработать, с одной стороны соска и костыль и трехцветные колпачки гномов-санкюлотов, припавших к разноцветной кишке, — с другой. Психологический расчет. Суповой набор. Боттичеллевская Венера свергает с себя раковину с амурами и зефирами и облачается в костюм, который можно приобрести в салоне «Афродита». Сандро ныне вообще ходкий товар, личико Симонетты Веспуччи с задумчивой невинностью и облаком волос олицетворяет всеобщую мечту об омолаживающем креме и уничтожении перхоти. Любая пестрая картинка, изготовленная с помощью кнопки «ножницы» на стандартной панели компьютера — особо ходовой кнопки, мечты гоголевской Агафьи Тихоновны, комплектующей по своему вкусу идеального жениха.