Горизонт событий

Тело реки, извивающейся меж потемневших полей, блестело за белыми купами вишен, видимых с колокольни, а на том берегу черные с крестами вершин ели указывали путь на северо-восток, на Калитву. С северной стороны видны были тающие в вечернем тумане дома Рузаевки и Цыганков с белыми пятнами цветущих деревьев. В символическом саду неподалеку от храма Михаила-Архангела щелкали соловьи. Не успела Надя оглянуться на запад, как малиновая и огненная полоса заката перетекли в пунцовую, над которой гасли бледно-желтые всполохи, размытые сгущающимися сумерками. Пунцовая полоса на глазах утончалась, пока не сделалась лиловой. Последний свет погас в облаках, и, когда она снова бросила взгляд на землю, ее освещали лишь бледные вишни. Крестовики елей неподвижно чернели на фоне синего неба, над горизонтом зажглись первые звезды, сияя сквозь пелену облаков... Потом они засветились на дне небесного купола. С северной стороны видна была альфа Большой Медведицы, перекинувшейся через все небо.

Измученная весенней слабостью Надя прилегла на площадку под большим колоколом, внутри которого зияла многовековая, отлитая при Тишайшем тьма, по которой проскакивали золотистые шпоры кириллицы. Терпеливые перья лемехами вздымали тьму времен, не давая утихнуть гулу событий, охваченных и не охваченных сводами летописей и сверстанных под корешки книг: мятежам в Новгороде и Пскове, рязанской вольнице, исправлению церковных книг, взятию Соловков, стрелецкому бунту, петровским казням, Семилетней войне, заговору Палена, нашествию Наполеона, восстанию декабристов, Ходынке... К этому гулу, как расплавленное серебро в медь, примешивалось предание о людях, приходивших из леса в пропахших дымом костров одеждах и исчезавших в лесу, выкорчевывавших лес под пашни, заманивавших в его непроходимые чащи иноземцев, строивших в дремучих борах скиты, по цепочке деревьев с дуплами, в которых жили отшельники, передававших в мир пророчества и предостережения, которые мало кто брал в расчет... Стоило отпустить за собой еловые и ореховые ветви, за которыми сходилась по швам русская чаща, как история растекалась по глухим закоулкам леса, будто ее и не было, растворялась в вечных сумерках, мшистой мгле, еловой бахроме и затягивалась буреломом. Партизаны сусанинских времен копали землянки рука об руку с партизанами Дениса Давыдова и партизанами Великой Отечественной, с тайных аэродромов взлетали самолеты без опознавательных знаков и исчезали за зубцами леса, в ямы, замаскированные лапником, бесследно проваливались вражеские грузовики, и из леса не доносилось ни звука, как со дна реки. Отдельные отряды то здесь, то там прорубали просеки, как отец Владислав узником во время войны тюкал топориком в Надымских болотах, пробивая дорогу от Салехарда к Игарке, идущую параллельно Севморпути, но потом история сделала новый виток, и дорога сгнила вместе с вышками и колючкой...

...Облако размером со столицу большого государства, сто миллионов тонн воды, снега и града, висит в атмосфере. На земле в это время настороженно вытягивается осока и ясменник, богородская травка начинает подрагивать и благоухать так сильно, что кроты под землей чуют ее аромат, колокольчик, напротив, застывает, как накрахмаленный, и береза замирает... Встревоженные ласточки стригут помраченный воздух над самыми крышами. Сверху же, куда не долетают пернатые, тучи сияют ослепительными белоснежными вершинами.