– Но видимо, тебя это не очень заинтересовало. Но черт возьми: «…der Todfeind unseres Volkes aber, Frankreich…» Прости, ты же не знаешь немецкого: «смертельный враг нашего народа, Франция, безжалостно душит нас и разоряет. Мы должны быть готовы к любому шагу, чтобы победить врага, который яростно нас ненавидит». Не понимаю, чего тебе еще…
– В газетах было?
– Нет, в «Mein Kampf», мысли Гитлера, библия нацистов.
– Это просто политика, Гюстав! Никто не хочет новой войны. Гитлер настраивает всех, чтобы стать канцлером, голос повышает, но искать будет мирное решение. Конфликты обходятся слишком дорого.
– Увидим… А история покажет.
Гюстав Жубер счел, что продолжать не следует, потому что сотрапезники выступали и за и против его мыслей, мнения разделились.
Воспользовавшись наступившей тишиной, Лобжуа захотел усилить эффект произведенного, как ему казалось, положительного впечатления:
– И к тому же идея твоя уж очень абстрактна. Твое «Французское Возрождение» будет публиковать исследования, а читать кто будет? Будет предлагать реформы, а кто их применит на практике?
Внимательному наблюдателю стало бы ясно, что относительно этого вопроса, как и предыдущего, группа незаметно разделилась на два лагеря. Это было признаком того времени, все становилось предметом критики и споров.
– Абстрактными мы не останемся, Лобжуа, это я тебе обещаю, – сказал спокойно Жубер. – Встретимся в конце месяца.
– А что произойдет за месяц?
Жубер просто улыбнулся.
Саккетти, который лучше других понимал, что битва продлилась достаточно, бросил:
– Наш ежегодный ужин превращается в ежемесячный?
Все засмеялись, расслабились, снова открыли шампанское. Пришло время поговорить о женщинах. Жубер незаметно посмотрел на часы, думая о своей…
…Леонс, которая в это же самое время стояла на карачках и задыхалась под мощными толчками молодого человека по имени Робер.
В стену постучали, хватит уже там! Женский голос, визгливый и нервный. Леонс захохотала и упала на кровать, боже, как я кончила, ах, боже мой, она была вся в поту. Робер же был готов продолжать. Пару минут, дорогой, взмолилась она. Перевернулась на спину. Комната была маленькой, душной, пахло сексом, асфальтом, по́том, струйки конденсата стекали по плиткам, приоткрой немного, дорогой, ладно? От свежего воздуха ей полегчало. Она стала обмахиваться, на животе и грудях выступили капельки пота. Робер зажег сигарету и присел на край кровати. Леонс машинально взяла его член свободной рукой и бездумно, как будто четки перебирала, принялась ласкать его.
– Мне, наверное, пора, который час?
Робер сделал вид, что ищет часы.
– Где они?
Он покраснел.
– О нет! Уже продал?
Часы за тысячу франков с кучей разных циферблатов, подаренные ему Леонс в прошлом месяце!
Она в ярости встала с кровати и направилась к ширме, которая скрывала раковину и полотенца. Невозможно было представить себе более стройной фигуры, более выпуклых бедер, более нежных грудей, более круглых и крепких ягодиц, лучше выбритого треугольника; даже у Робера, не отличавшегося особой чувствительностью, закружилась голова.
Торопливо приводя себя в порядок, Леонс незаметно выглянула из-за ширмы. Робер все еще со смущенным видом сидел на постели. Леонс улыбнулась, он казался ей трогательным.
Это был тридцатилетний мужчина с длинным и прямым носом, глубоко посаженными глазами и нависавшими над ними бровями. Его толстые губы почти никогда не смыкались, так что были видны желтоватые зубы; когда у него спрашивали, откуда у него длинный шрам на щеке и почему порвано ухо, он говорил, что пострадал на охоте, что частично было правдой. В результате случившегося – в зависимости от точки зрения – он мог казаться людям простодушным или зловещим. Бывало, что он немного пугал девиц. Леонс, которой нравились небольшие изъяны, сразу прониклась к нему обожанием.
Он работал автомехаником. По крайней мере, начинал именно с этого, потому что руки у него были грубыми и он плохо учился в школе, оценок хороших не имел и школьный аттестат казался ему недосягаемым горизонтом, так что его быстро отдали в подмастерья. Он протирал детали для рабочих, которые считали себя его хозяевами, потому что у них был собственный служащий! Робер любил машины, но не за их механизм: он обожал кататься, красоваться за рулем – некоторых девушек это возбуждало, и именно такие девушки и нравились Роберу. И года не прошло, как подмастерье стал в хорошую погоду по воскресеньям потихоньку открывать заднюю дверь гаража и брать машины клиентов. Из-за отсутствия денег по возвращении приходилось отсасывать немного бензина из других машин, чтобы более-менее залить бак, во рту делалось немного противно, но ничего ужасного.