Горизонт в огне

Она не могла признаться, что мысль эта посетила ее, когда она читала книгу, вогнавшую ее в краску, – «Месяц у девиц». Одна журналистка, Мариз Шуази, прикинулась проституткой и месяц жила в борделе – сладостно опасное чтение. «Пишу без стеснения „дерьмо“, „жопа“, „секс“. Это слова четкие, достойные, честные». Мадлен, хотя и не согласилась с этим мнением, сочла заявление автора смелым и по-иному взглянула на работающих женщин. Разумеется, она не сравнивала себя ни с продажными девицами, ни с фабричными работницами – она скорее думала о летчицах, журналистках, фотографах – из-за своего происхождения… Но диплома у нее не было. Ее готовили исключительно к замужеству.

– Я ничего не умею… – добавила она.

Дюпре было сложно сосредоточиться на этом довольно деликатном вопросе, потому что одновременно Мадлен озабоченно и старательно заканчивала раздеваться. Теперь она стояла перед ним обнаженная, заведя руки за спину.

– Скажите, господин Дюпре, что бы доставило вам удовольствие?

32

Шарль всегда считал работу депутата умением поддерживать отношения. «Мы как священники. Мы даем советы, обещаем светлое будущее наиболее покорным; у нас общая задача – чтобы люди снова и снова приходили на церковную службу». Главное – сохранять тесные связи с избирателями. Рабочей единицей для Шарля было письмо. Поэтому он ужаснулся, когда увидел толстые папки, которые Альфонс положил ему на стол. «Боже, – сказал он, – лучше бы мы создали комиссию по хищению средств!»

Но никто не ожидал, а Шарль менее всего, что он заинтересуется вопросом, которым ему поручили заниматься. Прежде с ним такого никогда не случалось. Конечно, думал он, налог сам по себе является мерой несправедливой и инквизиторской, но с тех пор, как он существует, главная несправедливость заключается в том, что одни его платят, а другие нет. Первые – это патриоты, которых все считают наивными, вторые – циники, пользующиеся безнаказанностью, это оскорбительно.

И он искренне так полагал.

Шарль запросил цифры, их не было.

– Как это – нет цифр?

– Ну… сложно подсчитать, – ответил секретарь комиссии.

Налоговое мошенничество в целом оценивалось самое малое в четыре миллиарда, а точнее, в шесть или семь. Это было чудовищно.

Шарль приказал изучить имеющиеся меры, позволяющие контролировать налоговые декларации и наказывать за обман.

– Одни дыры, просто какой-то швейцарский сыр, – подвел он итоги после двух недель расследования.

В законодательстве и правда имелось довольно много пробелов, и пройти сквозь сети было несложно, важно только быть в курсе. Выходит, существует довольно новая профессия, созданная специально для того, чтобы помогать мошенникам обходить закон, – чаще всего этим занимались бывшие чиновники Министерства финансов.

– Агентства по разрешению налоговых споров, – уточнил секретарь.

– Это они с государством спорят! У них хоть есть стандарты работы?

Никаких. Эти бывшие чиновники могли использовать свои дарования на благо бессовестных клиентов, потому что совести не было у них самих. И без работы они не сидели.

Тогда Шарль стал выслушивать мнения различных специалистов. Что делать, было ясно: закрутить гайки.

– По какой причине этого не было сделано раньше? – спросил Шарль у генерального инспектора Министерства финансов, высокого и крупного уроженца Юго-Запада, не сумевшего добиться успехов в регби, потому что у него были руки белошвейки, пальцы, созданные для перелистывания бесконечных страниц отчетов, он все прочитал, все выучил наизусть.

– Контролировать можно все, господин председатель, при условии, что, цитирую, «не будет нарушена тайна отношений банка с клиентом». А поскольку большинство неплательщиков выбирают Швейцарию, мы возвращаемся в исходную точку.

Шарль посмотрел направо, потом налево. Остальные члены комиссии, как и он, пребывали в недоумении.

– Есть же описи счетов…

Он намекал на процедуру автоматической передачи фамилий налогоплательщиков, задолжавших налоговому ведомству.

– От нее отказались в феврале тысяча девятьсот двадцать пятого года. Банкирам она не нравилась. Надо «следить за тем, чтобы правительственные меры не угрожали раскрытием банковской тайны».

– То есть если я правильно понимаю… мы ничего не делаем!

– Абсолютно. Все думают, что, если мы будем контролировать богатых, они поместят свои деньги в другое место. «А что мы будем делать, – я цитирую, – когда Франция превратится в страну бедняков?»

– Ваши цитаты начинают мне надоедать!

– Это вы написали, господин председатель. Для избирательной кампании в тысяча девятьсот двадцать восьмом году.

Шарль закашлялся.