Отчим нагрузил на телегу сена, положил в ящик продуктов — картошки, мяса, муки гороховой для киселя и, усадив меня на воз, наказал, чтоб я держался за прижим — длинную жердь, крепившую воз. Хотя моросил дождик, но мне вначале было тепло и как-то по-особому радостно, ведь я уже большой и вместе с отчимом поехал на заработки.
Мы ехали деревнями, потом свернули в глухой волок. Лесная дорога была совсем разбита, колеса проваливались в колдобины по самые ступицы, месили грязь, и наш воз, казалось, чудом тащился по земле. За нами ехали Бессоловы. Мы с Колей к концу пути промокли до ниточки и замерзли так, что зуб на зуб не попадал.
— Ничего, приедем, отогреемся, — подбадривал всех отчим и курил цигарку за цигаркой, словно вбирая в себя ее тепло.
К вечеру мы добрались до места и свернули к бараку, который стоял на самом берегу реки.
— Давай, ребятки, бегите в вагон-лавку, — подавая мне деньги, сказал отчим. — Купите нам бутылочку, а на остальные себе конфет или пряников. А мы тем временем кое-что сварим.
Мы с Колей побежали тропинкой, нырявшей между огромными штабелями леса, пахнувшими прелой корой. Я крепко зажал деньги в кулак и все боялся, как бы не нарваться нам на жулика. О жуликах предупреждала бабушка: они, мол, живут на чугунных дорогах.
Станция Луза нам не понравилась. На неприветливом болотистом месте разбросано несколько деревянных домиков. Среди них, пожалуй, самое приметное — одноэтажное здание станции, выкрашенное в грязно-желтый цвет. Говорили, что где-то в стороне есть еще лесозавод. Одно было примечательно: по всему берету высились горы леса, сложенные в огромные штабеля. Наконец-то разыскали в тупике и вагон-лавку. Поднявшись по железной лесенке, мы принялись разглядывать все вокруг. На крючьях висели длинные пиджаки, платья, рубахи. На полках и в ящиках лежали другие товары… Кроме бутылки водки, мы купили по буханке белого хлеба и дешевеньких конфет. Белый-то хлеб с конфеткой — вон какое объедение!
Вернувшись с покупками, мы увидели, что в котелке уже сварился суп-крутоварка. На столе лежали черный хлеб, ложки, стояли две глиняные миски: каждая семья должна своей держаться.
— А мы думали, не найдете лавчонку-то, — ухмыляясь, сказал Яков.
— Ну, как же не найти, она тут рядышком, — ответил отчим и принялся распечатывать бутылку. — Ну, Яков, для успешного начала.
Выпив, они сразу повеселели.
— Слушай, Петрович, завтра надо бы познакомиться с десятником, — сказал Яков. — Подать бы ему стаканчик, лучше участок отведет…
— А чего лучше этого места искать? И рядом… И лес из реки сподручно брать. Только штабелюй…
— Ты уж усмотрел?
— А как же, сразу, как ехали… Здесь и будем катать. Тут, смотри, сколь. Весь берег теперь наш. Любое место бери.
— Верно, Петрович. И в бараке свободно… А лесу-то, верно, катать не перекатать…
Чтоб отогреться, нам тоже плеснули водки. Мы отведали по глотку и долго потом плевались.
После свиной крутоварки, показавшейся очень вкусной, мы получили по толстому ломтю белого хлеба. Мне отчего-то сделалось совсем жарко и весело. Хотелось куда-то бежать. Я выскочил на улицу. За мной — Коля.
— Должно, с водки, — сказал я. — Дрянь водка-то.
— Дрянь не дрянь, а согрелись.
— Устроились хорошо. И дальше пойдет не хуже. Смотри, — размахивая руками, продолжал я. — Река широка, глубока, несет бревна на своих боках, а мы бревна возьмем, на берег вытащим дубьем!..
Я будто старался перекричать ветер. Мне казалось, что я хозяин всего этого берега и кричу ему какую-то веселую песню, только мне одному понятную. И от этого словно распирало грудь.
— Давай поборемся, — предложил я.
Поборолись, по разу опрокинули друг друга на песок.
— Эй, ребята, спать пора! — высунувшись из барака, позвал отчим. — Завтра рано начинать будем.
— А у тебя что-то получается, — сказал мне Коля. — Стихотворенье не стихотворенье, а вроде гладко.
— Не это еще придумаем, — ответил я уверенно и, обнявшись, мы пошли в барак.
Я даже затянул негромко песенку:
Выкатывать на берег бревна — работа не сложная. Отчим и Яков Семенович на плаву подводили бревна к берегу. К концам зацепляли веревки, которые крепились за гужи. Мы с Колей сидели верхом на лошадях. Как только отчим взмахнет рукой, мы трогали лошадей с места и они тащили бревна по скользким ошкуренным лежкам к штабелю. Лошади нас слушались, ходили дружно, без рывков, но нам доставалось: часов с шести утра до позднего вечера мы крутились так. Бывало, придешь вечером в барак и сесть на место не можешь.
Длинный деревянный барак с нарами возле стены предназначался для сезонных рабочих. На этот раз рабочих не было, и мы жили в нем одни.
В бараке была сложена печка с плитой. В углу стоял бачок с водой, посредине — длинный стол.
Прошла неделя. Отчим и Яков решили отметить свои успехи. Теперь в магазин отчим пошел сам. Принес тушеного мяса в банках, белого хлеба, суслеников — мягких коричневых пряников, подсолнухов.