На этот раз я не прозевал и в школу пришел раньше всех. Списки, в которых значились зачисленные на учение, все еще висели в коридоре. Я вновь заглянул в один из них и, найдя свою фамилию, пошел в класс занимать парту. Выбрал ее в первом ряду от окон, четвертую по счету. Немного посидел, пересел на другую. Потом снова перешел на прежнюю, здесь лучше: у самого окна — светло, доска не блестит, и учитель близко. Лучшего места и не сыскать! В это время ко мне подошел коренастый крепыш и негромко, чуть нараспев, попросил подвинуться.
— Садись, если хочешь, — и я уступил ему место рядом, у самого окна, под форточкой.
Крепыш молча залез за парту и начал выкладывать что-то из сумки.
— Что это у тебя?
— Транспортир, циркуль, все мое хозяйство…
— Для чего это?
— Узнаешь сам…
— А тебя как зовут?
— Григорий. Бушмакин Гриша. Говорит тебе что-нибудь моя фамилия? — и, усмехнувшись, дружелюбно посмотрел на меня.
— А чего она должна говорить? — не поняв его, удивился я.
— Ну как же… Вот, например, Ломоносов: все знают, что это великий ученый…
— Это который стихи писал?
— Он все умел.
— И ты, поди, умеешь с таким хозяйством?
— Нет, я не все, — словно с огорчением, признался Гриша. — Если бы умел, не пришел сюда.
— Я ведь тоже потому притопал, — согласился я. — А ты двигайся ко мне поближе, места тут хватит.
Гриша Бушмакин мне сразу понравился: простой, задираться, видать, не любит. И знает обо всем чуть ли не больше Сереги.
Пока мы знакомились с Гришей, ребята заполнили все парты. И вдруг в класс вошел Илья Фомич.
— Ну вот, ребятки, мы и встретились, — на ходу начал он. — А вы еще сомневались, примут ли…
Илья Фомич, остановившись у стола, пристально разглядывал нас.
— Мы с вами расширим познания о Земле. Какая она собой? Высоко ли от нас солнце? Об этом рассказывает география. А есть и ботаника — наука о том, что, где и как растет. Эти науки я и буду вам преподавать.
Мы слушали, затаив дыхание.
«Все как интересно-то», — подумал я в конце урока. — Много ли сижу тут, а сколько уж набрался».
Мне вдруг захотелось побывать дома и рассказать то, о чем говорил учитель. И Кольке бы Бессолову надо послушать, зря он не стал учиться. Чего он там, дома, о Земле узнает.
А Илья Фомич с бородой на груди ходил между рядами и продолжал рассказывать о нашей прекрасной планете Земле.
Я оглянулся и увидел на самой дальней парте Серегу. Он тоже посмотрел на меня и погрозил мне пальцем, должно, обиделся, что я не сохранил для него места.
«Так не все ли равно, Гриша тоже наш парень».
Я взглянул на Гришу. Он что-то записывал.
— Ты чего пишешь-то? Не велели ведь.
— Сам должен знать, надо тебе или не надо, — ответил он спокойно и снова склонился над тетрадкой.
В перемену мы ближе познакомились с Гришей.
Родом он с Пушмы. Есть, оказывается, такая река. Два года не учился: дома одна мать (отца убили в гражданскую), а детей много. Вот и затянулось дело с ученьем.
— А транспортир-то бери, — вновь залезая за парту, сказал Гриша.
— Как бери? — удивился я.
— Дарю. Пригодится.
— А я чего тебе? Карандаш разве?
— Самому нужен будет.
— У меня еще красный есть. Им малюю огонь да флаги. Урчала черным рисую… Бери, бери… рядом ведь теперь жить-то будем.
На другой перемене я осмотрел доску. Здесь и доска другая, чем-то покрыта сверху, будто резиной… Ну и доска — во всю стену. Внизу на гвоздике висела тряпка.
— Бахтияр, ты дежурный, — закричал я. — А тряпка-то у тебя сухая.
Серега вскочил с места.
— И впрямь ведь я, — пробасил он. — А ну, парняги, проветрим класс. Двигаем все в коридор! Ты открой форточку, а ты намочи тряпку, — потрясая кулачищами, командовал он. — Побыстрее выходите, парняги, не люблю повторять. Буду дежурить до тех пор, пока не приучу вас к порядку.
Школьная жизнь входила в свои берега.
Илья Фомич был человек примечательный во многих отношениях. Он учил нас всего один год, а как много мы узнали на его уроках! Рассказывал ли он о морях и океанах, об одуванчике или фиалке лесной — все было интересно.
На каждый урок он что-нибудь обязательно приносил с собой: то модель цветка, то штатив с пробирками, то минералы… Иногда приглашал кого-нибудь из учеников в помощники и называл их по-своему — «ассистентами». Больше всех в ассистентах ходил наш Серега Бахтияр. Другой раз принесет Серега географическую карту и, повесив ее на доску, спросит: доберетесь ли вы, мол, до тундры когда-нибудь, парняги?
— Если высоко вам, малость опущу тундру. А Колгуев вам не обязательно искать, за вас найду я, — и, словно учитель, указывает куда-то в Ледовитый океан. — Вот он, островок-от.
— А твоего еще нет?
— Будет и остров Бахтияра, — не задумываясь, отвечал Серега и уходил на свою «Камчатку».