Горькая брусника

Феодора глянула на меня так, что моя душа от страха прыгнула в пятки

– Полина рассказала?

Я промолчала.

– Слишком сильно хотела заполучить Степана, на всё пошла. Да только зря. Что сверкаешь глазенками? Вот полюбишь, может, немного поймёшь меня. У него хоть сын остался, а у меня никого. Я как услышала от посетительницы фамилию «Зима», чуть с ума не сошла. Оказалось, правнучка Степы в Вереево приехала. Твоя сестра на него похожа, а ты, наверно, в мать.

– Ничего подобного, Алёна копия мамы, а я отдаленно на папу смахиваю. Неужели прадедушка походил на белокурого кучерявого херувимчика? – удивилась я.

– Сама ты херувимчик! – обиделась бабка. – Он был мужчина редкой красоты: холодной, отстраненной, по-настоящему мужской. А ты, балаболка, лучше постарайся пережить эту ночь. – Старуха окинула меня пронизывающим взглядом, покачала головой и направилась в сторону дольменов.

Я вернулась домой, переоделась в сухие брюки те, что были на мне, вымокли в росе. Меня занимала только одна мысль: я должна снова посмотреть на фото утопленницы. Что-то упустила на снимке. Что-то важное. И теперь мне кажется, там не моя сестра».

В милицейском участке наблюдалось оживление. В коридоре Александр Васильевич разговаривал с Ильей и Иннокентием. При виде меня они замолчали. Участковый отчего-то смутился.

– Вот товарищи отдыхающие зашли ко мне по делу…

Илья улыбнулся и подмигнул мне.

– Она знает, кто мы, можно не конспирироваться.

Александр Васильевич неодобрительно покосился на них и официальным тоном спросил:

– Что ты хотела, Анастасия?

– Мне нужно ещё раз посмотреть на фото сестры, возникло одно подозрение.

– Хорошо.

Участковый открыл дверь в кабинет. Жестом пригласил зайти. Из сейфа он достал папку, покопался в ней и протянул мне жуткий снимок. Я глубоко вздохнула и попыталась отстраненно смотреть на утопленницу.

Так родинка на шее с правой стороны, именно она убедила, что передо мной Алёна, цепочка с колокольчиками на ноге, светлые волосы и все… Лица-то почти нет. Может у неё имелись на теле шрамы или ожоги. Надо бы маму спросить. Вот крохотный шрам от аппендицита. Стоп, а сестре не делали операцию. Или все-таки делали? Не помню. И тут я увидела уши. Краска отхлынула от лица. У Алёны чуть заостренные уголки ушей.

Она ещё смеялась: «Я такая красивая потому, что эльф, а ты серая мышка, наверное, гном».

У этой девушки оказались обычные округлые кончики ушей. Что-то удержало меня, и я не поделилась своим открытием с новыми знакомыми и участковым. Иннокентий не спускал с меня глаз и сейчас совсем не походил на добродушного толстячка, каким выглядел минуту назад.

– Разглядела? – Участковый взял протянутый мной снимок.

– Да. Ничего нового. – Кажется, я справилась, даже голос не дрогнул.

***

В половине пятого вечера возле калитки бабы Поли остановился мотоцикл. К моему разочарованию за мной приехал Олег. Возле столовой меня поджидали ученицы. Их оказалось больше десяти.

– Добрый вечер. Нашему полку прибыло, – обрадовалась я. – Предлагаю разделиться на три группы и через неделю устроить концерт-соревнование.

Еле удалось уговорить женщин, кроме «цыганочки» разучить ещё польку и греческий танец сиртаки. Я понимала, что за семь дней невозможно научиться танцевать по-настоящему, поэтому показывала простые, но самые эффектные движения. Женщины и я выложились на совесть. После душа отправилась в столовую со своими ученицами. Моя надежда увидеть Ангела таяла, как дым. Отужинав, я отправилась на поиски Громова. Щуплый мужичок, встретившийся на моем пути, подсказал:

– Олег на конюшне. – И показал направление.

Деревянное строение с высокой крышей, небольшими оконцами и широченными, как ворота, двухстворчатыми дверями находилось метрах в трехстах от турбазы. Двери были широко распахнуты. В загоне рядом с конюшней бродило с десяток ухоженных лошадей разной масти. Изнутри здания слышались голоса. Я прошла в открытую дверь. Пряно запахло свежим сеном. По обе стороны от центрального прохода длинными рядами располагались стойла. В одном из них испуганно всхрапывала лошадь, и раздавались голоса мужчин. Я прошла, ориентируясь на звуки, вглубь конюшни. Белая кобыла с раздутым животом снова заржала и покосилась на людей, стоящих рядом. На меня никто не обратил внимания.

– Олег, я вижу, ты занят. Я сама могу вернуться в село.

– Нет. Матвей попросил не отпускать тебя одну. Подожди немножко. Рябинка вот-вот ожеребится, и я отвезу тебя домой.

– Хорошо. Поброжу по турбазе.

На выходе я подняла голову вверх и поняла: зачем такая высокая крыша. Потолком служили широкие лаги, на них уложили сено. Видимо его заготовили в июне. Вот оно-то и пахло так одуряюще вкусно.

«Может в прошлой жизни я была лошадью? Раз мне так нравится запах сена», – пришла мне в голову забавная мысль. Я послонялась по тропинкам и прибилась к компании, игравшей в волейбол. Помешала им немножко: со мной в команде они быстро проиграли и порекомендовали больше им не мешать. На другой площадке две «грациозные» стокилограммовые лани играли в бадминтон. Они попросили составить им компанию. Я удивилась:

– Как, третьей?