Горькая полынь моей памяти

  Особенно, когда одним сильным движением оказалась под Равилем, а его руки прижимали к горячему телу, выводили узоры на спине, пояснице, бёдрах, оглаживали под тканью пижамы. Карима была без лифчика, почувствовав ладонь на своей груди, она зажмурилась сильнее и застонала, стало невыносимо приятно, почти больно, сладко-сладко.

  Почему так не может быть вечно? Почему губы Равиля не могут скользить по её шее, щекам, осторожно прикасаться к мочке, проводить по рукам, ласкать тыльную сторону ладони так, что Кариму подбрасывало, выгибало. Она терялась, не понимала где пол, потолок, кружилась, забывалась, ей хотелось большего, откровеннее, более открыто. Почему она не может прикасаться к нему с полным на то правом, а не с приоткрытой дверью?

  Равиль дышал тяжело, часто. Движения, в какой-то момент ставшие хаотичными, усмирялись и успокаивали Кариму, обещая ей так много, что сердце девушки не могло справиться, принять за один раз. Или она всё выдумала себе? И это буйство гормонов?

  Нет. Ничего она не выдумала. Юнусов Равиль – её мужчина. Сейчас и навсегда.

  Равиль встал, выровнял дыхание, провёл ладонью по волосам, оправил одежду и вышел, плотно закрывая за собой дверь. Карима смотрела в потолок и не могла перестать улыбаться, сиять, дышать полными лёгкими, чувствуя запах ночной фиалки из приоткрытого окна.

  На самом деле всё просто. Нет никакой паники, апатии, ей не нужно пить валерьянку, как сказал глупый доктор. Единственный, кто ей необходим – Юнусов Равиль. Просто и правильно.

  Она вскочила, включила свет, привела себя в порядок, насколько возможно. Надела платье, не слишком нарядное, всё-таки болеет, но и не домашнее, заплела косы, накрасилась – совсем немного, чтобы не бросалось в глаза, но чтобы чувствовать себя уверенней, – и пошла вниз.

  Мама, как и всегда, топталась на кухне, ей помогала Алсу, рядом Динар пытался читать книжку для малышей. Маленький хитрец обманывал, рассказывая сказку наизусть, думая, что мама не понимает.

  – Лучше тебе? – мама приподняла бровь, разглядывая Кариму, та невольно покраснела и, бубня, что всё хорошо, поспешила скрыться в коридоре.

  Отец вышел из кабинета, дверь осталась приоткрыта. Карима увидела Равиля, сидящего на стуле напротив рабочего стола, с айпадом в руках, сосредоточенно смотрящего на какой-то график.

  Вошла без стука, молча села напротив мужчины, под такое же молчание с его стороны. Всё-таки он красивый и вовсе не пугающий. Строгий, да. А каким ещё должен быть её мужчина? Балагуром, как глупец Горшков, или тихоней, как Валька Семёнов? Для чего ей шут или тюфяк? Кариме Файзулиной нужен мужчина, её мужчина, и речь вовсе не о «супружеских обязанностях», а об уверенности в завтрашнем дне, послезавтрашнем, всей дальнейшей жизни.

  – Мы переедем отсюда? – спросила она у Юнусова, изо всех сил стараясь не краснеть. Не получилось. Ну и что! Она просто бледная и сосуды близко, Равиль знает.

  – Примерно через год, может, раньше, – о том, что Равиль в скором времени возглавит новый филиал строительной компании Файзулина-старшего стало известно ещё в начале года.

  – Я хочу дом с абсидами, – озвучила она махр*. Карима понимала, Равиль, занимающийся строительством, прекрасно знает, что такое абсида, экседра или аркатура.

  – Ладно, – Равиль спокойно кивнул, словно она просила не построить ей дом, а сводить в Макдональдс.

  – Светло-зелёный, – добавила она, прямо смотря на Равиля.

  Он кивнул, сдержанно, молча. Карима видела – его глаза улыбаются. Там черти пляшут, танцуют шома бас и играют на курае.

  Как уехал Равиль, она не видела, поднялась к себе. Боялась попасться папе на глаза. Он бы не ругал за происшествие в спальне, раз мама промолчала и эби сделала вид, что ничего не видела, а уж она-то видит всё и знает про всех, но смотреть в глаза папе стыдно.

  К ночи получила традиционное сообщение: «Спокойной ночи. Пусть тебе снятся хорошие сны» от Равиля, ответила ему тем же пожеланием и удивительно легко уснула. Кажется, последний раз она засыпала настолько легко, когда брат ещё не был женат. Спала и знала – всё у неё будет хорошо.

  Утром встала в хорошем настроении, даже головной боли – уже привычной спутницы – не было, не хотелось реветь без повода, не накатывала апатия, не скакало настроение, как каучуковый мячик по стеклу.

  Она позавтракала, поставила тарелку в мойку, вышла во двор поболтать с эби и только на улице вспомнила, что не помыла за собой тарелку, не натёрла стол до блеска. В ванной комнате тоже не ползала по углам с тряпкой в поисках мифических пятен, да и зеркало в комнате пылится со вчерашнего утра.

  На ужин приехал Дамир, щурясь, посмотрел на Кариму, слабо улыбнулся, но ведь улыбнулся. Улыбнулся!

  – Румянец появился, – он провёл большим пальцем по щеке сестры и почему-то обнял, она не возражала.